Советский фильм "Десять негритят" глазами англичан
В вечных спорах об экранизациях постоянно возникает вопрос: где кончается автор и начинается отсебятина? Разумеется, не всех зрителей взволнует эта, на первый взгляд, схоластическая проблема. Кто-то с удовольствием смотрит фильмы-экранизации, не задаваясь подобными вопросами, а кто-то с негодованием отвергает кинофантазии, слабо связанные с первоисточником. В конце концов, в дилемме «вам шашечки или ехать?» побеждает интересный фильм, если, конечно, он интересный. И всё же, я рискну снова поднять тот же вопрос. Важен ли первоисточник и что такое экранизация? И нужна ли она вообще, какой в ней смысл? И если она нужна, то какой ей быть? Этот вопрос решают уже больше ста лет, с момента появления кинематографа, и почти с того же времени об этом спорят критики и теоретики.
На этот счёт у меня есть свои соображения. Однако не стану утомлять вас многостраничными рассуждениями, вместо этого предлагаю очередной мой перевод – рецензию английской поклонницы творчества «королевы детективов» на фильм «Десять негритят» режиссёра Станислава Говорухина (Одесская киностудия, 1987 г.). Думаю впечатления землячки старушки Агаты, скажут много больше в защиту классической экранизации... Но перед этим ещё пара слов. Как-то я наткнулся на прелюбопытное обсуждение этого романа. В блоге «At the Scene of the Crime» канадские любители детективов взялись разбирать мотивы и поведение каждого персонажа, что называется, по косточкам, по деталям. И хотя в серии постов упоминались и другие экранизации романа, основой для анализа послужил наш фильм. Фильм, снятый не в Англии, не с английскими (или англо-говорящими) актёрами и не английским режиссёром оказался психологически и социально убедительнее, чем все другие версии.
«Десять негритят» - убийственные в своей достоверности
Взгляд на фильм Говорухина из Англии
Я начала подозревать, что фильм понравится мне с того момента, как увидела Негритянский остров – крошечную скалу без признаков растительности, на вершине которой примостился ещё более крошечный домик. Не то чтобы я буквалист, когда дело доходит до экранизаций – занесённым снегом дом-шале из фильма 1965 года неплохо справился со своей ролью и стал знаковой декорацией, однако это так замечательно видеть, что всё выстроено как в книге, что фильм играет по установленным драмой правилам. Хотя изнутри дом довольно мал, заметно, что он не из дешёвых: в итоге на первый план выходит чувство клаустрофобии. Говорухин – к слову сказать, популярный кинорежиссёр в России, который некоторое время назад ушёл из кино, чтобы стать политиком – прекрасно пользуется этой ситуацией; есть замечательные эпизоды, в которых герои как бы ненароком прижимаются головой к стене, надеясь подслушать своих соседей и так далее.
Это первый фильм, в котором Энтони Марстон (Александр Абдулов) изображён как в книге, – на самом деле все персонажи переданы довольно близко к первоисточнику, - правда, как и в романе, Марстону отведено совсем немного экранного времени, и он лишён традиционной для себя роли что-нибудь спеть в заглавной песне. Как видите, характеры остались английскими, несмотря на то, что актёры русские. Понятно, что в англоязычном фильме нет разницы, играют они русских или нет – они в любом случае будут говорить по-английски, но здесь мне потребовалось некоторое время, чтобы разобраться с тем, что происходит! Есть некоторые интригующие моменты в сценарии, которые поданы по-русски весело, - надо признать, что в такие моменты субтитры беспомощны, настолько они ужасны, - например, Абдулов явно переигрывает, когда показывает, что Марстон буквально забыл о детях, которых он переехал. Мой любимый момент из этого ряда – возникшее предположение, почему на столе расставлены фигурки негритят (Indian statues): возможно просто потому, что владелец дома «впал в детство»! Идея эксцентричного англичанина из высшего общества, имеющего склонность к разным безделушкам, возможно, кажется слишком большой причудой для всего остального мира (и, надо сказать, справедливо!).
В эпизоде первого же вечера Говорухин позволяет камере придвинуться к каждому гостю, таким образом, - хотя и менее драматично, чем в фильме 1945 года, - удаётся передать растущее чувство беспокойства у всех присутствующих. Честно говоря, некоторые моменты, прямо цитирующие текст роман Агаты Кристи, возможно, слишком затянуты для кино; например, в фильме сохранены упоминания обо всех письмах-приглашениях, и мы должны долго выслушивать, что каждого связывает с вымышленным хозяином дома. Хотя, безусловно, это весьма правдоподобно, что каждый думал, что знает того, кто его пригласил, тем не менее это тяжелая часть экспозиции. Однако решение буквально экранизировать книгу Агаты Кристи с лихвой окупается: каждый персонаж, за исключением Марстона, представлен очень хорошо, до мельчайших подробностей. У миссис Рождерс (Ирина Терещенко), к примеру, не так много выходов, но она очень хорошо передаёт нюансы человека, не особо сочувствующего богатым людям, которым она прислуживает. (И ещё это единственная из экранизаций, в которой обморок миссис Рождерс, спровоцированный проигрыванием граммофонной пластинки, передан правдоподобно.) Кроме того, растущую тревогу, распространяющуюся после смерти миссис Рождерс, - и здесь режиссёр прав, - нет необходимости списывать на убийство. Разумеется, начинать сюжет с двух идущих друг за другом отравлений ядом – не самый из динамичных вариантов, но и это сделано неплохо, и в то же время позволяет сомневающимся верить, что это всего лишь досадное совпадение.
В фильме разыграно множество отвлекающих манёвров, которые исполнены просто блестяще, так как бросают тень подозрения в убийствах буквально на каждого. Блор, выступающий под фальшивым именем, - момент, на который обращается внимание ещё в начале книги и в фильме, - хороший пример, в частности потому, что каждый персонаж – в каждой своей чёрточке – настолько удачно передан, что Блор со своими сыщицкими навыками оказывается весьма кстати, в первый же вечер пытаясь собрать головоломку. Хотя во всех экранизациях гости принимают участие в обсуждении вопроса является ли Роджерс убийцей, этот фильм преподносит данное обсуждение совершенно в манере Агаты Кристи, в частности, когда в своих предположениях они ходят вокруг да около, не приближаясь к опасной черте, полагая, что погибшие могли оказаться жертвами одного несчастного случая и одного убийства со стороны супруга. В роли Роджерса Алексей Золотницкий замечателен: он играет неброско, но с пронизывающей грустью. Удивительно, но Золотницкий – первый, начиная с Роджерса в исполнении Ричарда Гайдна (из фильма 1945 г.), кто ПОМНИТ, ЧТО ЭТОЙ НОЧЬЮ УМЕРЛА ЕГО ЖЕНА, в результате даже его слова о том, что «у нас сегодня закончился хлеб» звучат трагично. В В свою очередь, Михаил Глузский в роли генерала – это ещё одно возвращение к оригинальному образу из книги. В Глузском не настолько много естественной многозначительности, как в генерале, сыгранном Обри Смитом в 1945 г., но он создаёт печальный и величественный образ, особенно в его финальной сцене объяснения с Верой, на берегу, где он собирается «просто ждать своего конца».
Пожалуй, не удивительно, что фильм получился таким мрачным, учитывая страну происхождения, но это как раз удачное сочетание, ведь перед нами история о десяти убийцах, изолированных на чужом острове – каждый из них отягощён тяжёлой виной и каждый будет убит. Пустынный пейзаж скалистого острова – которому часто аккомпанирует даже не музыка, а пронзительные крики чаек – вносит свою весомую лепту в общую безнадёгу. Актёрский состав убедительно показывает, как гости действуют сообща, например, спускаясь вниз по отвесной скале в поисках скрывающегося убийцы, и в то же время они начинают осознавать, что это один из них. (Одна из моих любимых сцен напомнила мне потрясающую работу Дэвида Линча – пилотную серию «Твин Пикса», в которой мужчины в ходе обсуждения, осторожно пытаются выяснить, кто из них наиболее вероятный подозреваемый. Здесь же обсуждение происходит в слегка китчевой спальне Роджерсов, при котором как бы «присутствует» тело миссис Роджерс – замечательная макабрическая деталь.)
Слава богу, в этом фильме также вернули религиозную фундаменталистку Эмили Брент (Людмила Максакова). В фильме она немного отредактирована в сторону чуть более мирской точки зрения, что приближает её к горлопанкам вроде Сары Пэйлин, женщины её типа никогда не пропустят похороны солдата-гея, чтобы обязательно заявить решительный протест или ещё какую-нибудь ерунду. Эмили в этом фильме явно становится объектом нападок – в окне ей является мёртвая беременная горничная. Вера и Ломбард также страдают от преследующих их воспоминаний или видений, что придаёт фильму особое сновидческое измерение. Честно говоря, если бы фильм закончился на том, что Вера на самом деле была душевнобольной, и всё это происходило у неё в голове, я бы нисколько не удивилась! Это впечатление усиливает резкая диссонирующая музыка – в общем, мир в этом фильме совсем не тот, что в ранних версиях, без услаждающей чувства роскоши. (Мне ещё нравится, что каждая новая экранизация становится всё более и более смелой в изображении убийства Эмили!).
Самое замечательное в этом сценарии это пристальное внимание к созданию ложных, но вполне правдоподобных подозрений – от генерала обвинение сдвигается в сторону Рождерса, от Эмили к судье, в то же время сохранена убедительность логических заключений в отношении убийств, что, к сожалению, напрочь отсутствует в экранизации 1974 года. Небольшие примеры такой логики, вроде намерения Блора убедиться, что мёртвые мертвы – невероятно ценны здесь; в этом фильме никто не дожидается момента «стать жертвой», в отличие от фильма 1989 года, где подобные вещи зашкаливают. Подбор актёров здесь такой же классный, как и режиссура, в результате фильм создаёт полнокровные характеры. Анатолий Ромашин в роли доктора Армстронга и Владимир Зельдин в роли судьи, возможно, выделяются немного меньше на фоне остальных своих коллег, но оба создают основательные портреты, которые, и это самое главное, убедительно вписываются в финальную развязку.
После того, как обнаруживается, что судья застрелен, всё невероятно ускоряется, и оставшиеся в живых герои под давлением обстоятельств начинают давать слабину. Учитывая, что предыдущие экранизации, как и до них поставленный театральный спектакль, оставляли Веру невиновной, - в этом фильме, что особенно приятно видеть, она оказывается повинна в смерти мальчика (и всё ради того, чтобы её возлюбленный вступил в права наследования). В фильме используются чёрно-белые кадры – воспоминания Веры – это своего рода уколы совести, но со временем её начинают преследовать голоса, ей мерещится топот детских ног в коридоре. В конечном счёте, «Десять негритят» это фильм Татьяны Друбич, у неё нет ни единого промаха. Камера любит лицо Друбич – красивое, в котором есть что-то от обиженного ребёнка, оно способно мгновенно меняться, бледнеть, да так, что «на ней и лица нет», как будто годами она жила под тяжестью вины. Эта Вера – женщина с психологическими расстройствами, которая уже была на грани безумия, и тут ей подворачивается Ломбард (Александр Кайдановский), и она поддаётся. Сексуальный эпизод, несомненно, должен свести с ума академических феминисток, учитывая, что Ломбард силой валит её на кровать без её согласия. Ну хорошо, я тоже феминистка и научный работник, но не в том смысле, не всё сразу. На мой взгляд, этот момент имеет глубокий психологический смысл. Кайдановский, возможно, лучший Ломбард из имеющихся, но он, конечно, не обладает привлекательностью в общепринятом смысле. В нём нет шика и романтического любовного флёра из предыдущих экранизаций; в этом фильме Ломбард и Вера поддаются страсти, меньше всего заботясь о партнёре, а больше о себе. Ломбарда тоже посещают воспоминания о совершённых им убийствах – два десятка африканцев-аборигенов он бросил на произвол судьбы – мы видим ужасы, с которыми он столкнулся во время войны (сам он объясняет свои действия вопросом выживания), и которые не оставляют его в кошмарах. Ломбард и Вера – конченные люди, которые обрели друг друга на почве страха и вины, и это уже почти признание того, что смерть их настигнет ещё до того, как взойдёт солнце.
Оглядываясь назад, я понимаю, что написала 2000 слов о том, какой великолепный это фильм, но это правда! Ну хорошо, вот вам одна жалоба, если хотите: признаться, я не понимаю, почему в каждой экранизации я вижу, как Вера берёт свою одежду в один и тот же момент, но кроме этого у меня претензий нет. Мрачная атмосфера последних глав романа – в кино даже усилена. Едва забрезжило последнее утро, как Вера, Ломбард и Блор (Алексей Жарков) принялись выяснять отношения: каждый из этой троицы знает, что он невиновен и хочет – хотя имеются сомнения – довериться друг другу. Говоря конкретнее, все они вот-вот сойдут с ума (Вера так уже), и за углом их поджидают объятия смерти. После смерти судьи камера всё больше избирает острые ракурсы, одновременно музыка всё больше отступает перед шумом моря. Трагический момент, когда Вера начинает смеяться над упомянутым детским стишком про визит в зоопарк и осознаёт, что «разве вы не видите! Мы и есть зоопарк!», - подстроен идеально. Блору в исполнении Жаркова посчастливилось играть сыщика в стиле фильмов «нуар», а вовсе не того мямлю и загадочного чувака из предыдущих попыток. Его смерть, возможно, самый спорный момент во всём фильме, так как часы не слишком большие и при этом всё так удачно совпало в буквальном смысле слова. Но нет ничего невозможного, и смерть – ещё тот довольно азартный игрок.
И их осталось двое. Предыдущие экранизации довольно успешно пытались нас убедить, что доктор Армстронг был убийцей, так что, когда его тело вдруг обнаруживали – все оказывались искренне удивлены. Камера Говорухина кажется острее, и я не думаю, что в момент кульминации мы готовы безоговорочно поверить Ломбарду или Вере, в итоге это приводит к самому впечатляющему эпизоду фильма, когда они находят среди скал тело доктора. Для этого кадра изумительно выбрана натура, чего вы не найдёте в эпоху Голливуда, с волнами, накатывающими прямо на актёров, которые пытаются выудить Армстронга из воды, и затем здесь же Вера делает свой окончательный выбор. Подобранная натура, режиссура, операторская работа – всё ведёт к потрясающей кульминации: Друбич невероятно убедительна в роли одинокой и обезумевшей Веры, которая возвращается в дом, где она натыкается на последнюю фигурку негритёнка (little Indian boy) и услужливо подвешенную петлю.
Но возможно ли выдержать эту единственную полностью верную экранизацию «Десяти негритят» до конца? Концовка – это довольно сложная задача: даже если вам удастся убедительно снять гибель Веры, вы окажетесь перед вопросом, как поступить с финалом книги, который представляет собой длинное признательное письмо, адресованное полиции. Говорухин решает проблему буквально – и решение оказывается удачным: мы как бы наблюдаем ход мыслей убийцы, который спокойно, рационально объясняет нам свои методы и готовится свести счёты со своей жизнью. Это, конечно, мрачный (но разве вы ожидали чего-нибудь иного?), но очень удачный ход. Честно говоря, я не удивлена, что Голливуд отрёкся от такой возможности, но этот фильм становится самой мощной экранизацией романа. Это психологическое исследование и потому в нём нет ни легкомыслия фильма 1945 года, ни роскошного дизайна остальных версий. Но в этом фильме есть то, чего нет у всех остальных, и это гораздо ценнее.
