Человек, убивший олимпийские идеалы

В среду, 21 апреля, скончался почетный президент Международного олимпийского комитета (МОК) испанец Хуан Антонио Самаранч. Он умер в одной из больниц Барселоны. Самаранчу было 89 лет.

Если вы хотите понять механизм развития институциональной коррупции, начинать лучше не с Вестминстера или лондонского Сити, а с дворца в швейцарском городе Лозанне. Именно оттуда Хуан-Антонио Самаранч (он скончался вчера) два десятка лет руководил олимпийским движением, превратив любительскую спортивную организацию в колоссальную корпорацию, пишет «The Times» (Великобритания).

В 1980 году, когда Самаранч стал председателем Международного олимпийского комитета, доходы последнего от телетрансляций и спонсорских пожертвований исчислялись сотнями тысяч долларов. К тому времени, когда он покинул этот пост в 2001 году, в казне МОК уже лежали миллиарды. Олимпийские кольца — символ надежд и чаяний атлетов пяти континентов — превратились в один из самых прибыльных корпоративных логотипов на планете; теперь он был защищен авторским правом и продавался целой армией торговых агентов.

Сама по себе эта коммерциализация ничего плохого не означала бы, и даже была бы полезна, если бы не один простой факт, сыгравший фатальную роль. В закрома МОК деньги лились рекой, мир восхищался резко возросшими масштабами и великолепием Игр, но порядки в самом Комитете по-прежнему напоминали «мрачное средневековье» — никаких сдержек и противовесов, никакого надзора. А вскоре — с апокалиптической неизбежностью — у членов МОК отпали и любые стеснения в том, что касалось получения взяток: по сравнению с размахом этого мздоимства скандал с расходами членов британского парламента выглядит детской шалостью.

Самаранч изменил правила таким образом, что члены МОК более не должны были оплачивать собственные дорожные расходы, включая и полеты первым классом, проживание в пятизвездочных отелях и прочие атрибуты шикарной жизни, от которых у «простых» спортсменов перехватывало дыхание. Впрочем, наивысшие привилегии он зарезервировал за самим собой, требуя, чтобы в поездках его селили в президентском люксе самого престижного отеля города, предоставляли лимузин с шофером и называли «ваше превосходительство». Более того, из средств МОК оплачивался гигантский люкс в лозаннском «Палас-отеле», который Самаранч занимал, когда работал в штаб-квартире Комитета (эти расходы достигали нескольких сотен тысяч долларов в год).

Со временем, как это всегда происходит с теми, кого поразила раковая опухоль под названием «коррупция», ощущение собственной исключительности у членов МОК приобрело совсем уж гротескные формы. Еще в 1991 году, за семь лет до знаменитого скандала с Олимпиадой в Солт-Лейк Сити, города, соревновавшиеся за право проводить зимние Игры 1998 года, настолько завалили их подарками, что в отеле «Хайят Ридженси» пришлось организовать специальное почтовое отделение по пересылке бандеролей, чтобы помочь делегатам доставить «добычу» домой.

«К вам относятся как к королевской особе — лимузины, банкеты, номера-люкс, — рассказывал позднее бывший председатель Национального олимпийского комитета США Роберт Хелмик (Robert Helmick).  — Моя жена боялась даже пройтись по магазинам во время поездок. Всякий раз, когда она говорила, что ей что-то понравилось, на следующий день эта вещь оказывалась у нее в номере. Жемчужные броши, кулоны с олимпийскими кольцами. И никто не пытается это остановить. Со временем начинаешь воспринимать все это как должное. В результате хорошие люди становятся заложниками коррумпированной системы».

Журналисты уже били тревогу, из оргкомитетов соперничающих городов начали просачиваться скандальные «утечки», а Самаранч по-прежнему закрывал глаза на происходящее. МОК превратился, по сути, в самозваную элитную группу: многие из его членов были обязаны своим возвышением личному покровительству Председателя, и испанец никоим образом не желал восстанавливать против себя своих «вассалов», отбирая их привилегии. Как выразился Эндрю Дженнингс (Andrew Jennings), один из авторов книги «Властелины колец» (Lords of the Rings), «коррупция стала смазкой для его олимпийской машины».

Только после скандала с Олимпиадой в Солт-Лейк Сити в 1998 году — когда коррумпированных членов МОК обвинили в получении взяток на миллионы долларов — Самаранчу пришлось принять меры. По итогам проведенного расследования шесть членов Комитета были отстранены от должностей, а еще четверо подали в отставку сами; впрочем, сам Председатель оказался «вне подозрений». Были приняты новые нормы, включающие запрет на получение подарков и визиты в города-претенденты. Достаточно ли этих мер, чтобы стремительно богатеющая организация «играла по правилам», пока неясно.

Неограниченная власть Самаранча над организацией, которой он руководил 21 год, нагляднее всего, пожалуй, проявилась накануне его ухода. Летом 2001 года, перед вступлением в должность его преемника, Самаранч предложил ввести в состав МОК собственного сына Хуана-Антонио-младшего — бизнесмена из Мадрида и вице-президента Международной федерации современного пятиборья. Кандидатура была одобрена подавляющим большинством голосов — 71 против 27.

В ходе официальной церемонии приведения к присяге нового члена МОК Самаранч — он на долгие годы сохранит влияние в олимпийских кругах в качестве почетного пожизненного президента Комитета — расцеловал сына в обе щеки и крепко пожал ему руку. На обвинения в кумовстве уходящий Председатель отреагировал с поистине олимпийским спокойствием: «Я предложил кандидатуру своего сына с согласия исполкома МОК, поскольку считаю, что он будет хорошо исполнять обязанности члена Комитета. Наши родственные связи здесь значения не имеют».

Миллионы подростков по всей планете мечтают об олимпийском «золоте». Повсюду — от африканских саванн до пыльных улиц Рио, от Манчестера до Манилы спортсмены жаждут взойти на заветный пьедестал перед взорами всего мира. Оставаясь верным групповым интересам, по сей день опутывающим олимпийское движение, Самаранч предал эти мечты. Коллективные усилия атлетов из разных стран — которые и должны быть «солью» Олимпиад — по сути, вращали жернова бюрократической коррупции.

В начале прошлого века барон Пьер де Кубертен — основатель современного олимпийского движения — заметил: «В тот день, когда спортсмен перестанет испытывать радость от своих трудов, упоение от собственной силы и физического совершенства, в тот день, когда он поддастся соображениям тщеславия и материальным интересам — в этот день его идеалы умрут». Вряд ли он думал, что эти слова окажутся пророческими, что они с беспощадной точностью охарактеризуют тот гибельный путь, по которому пошла созданная им организация.