Владимир Соловьев: “Да не путинский я защитник. Просто у меня такая точка зрения”

Соловьев — очень заметная фигура на нашем ТВ. А как формулирует, а как публику заводит! Как манипулирует сознанием. А на кого работает? Словом, говорить с ним только на узкопрофессиональные темы смешно, мелко и неинтересно. Вот в мировом масштабе — в самый раз!

— Все-таки вы можете хотя бы сейчас сказать, за что вас убрали на полтора года с ТВ?

— Мне так никто и не сказал.

— А как вы думаете?

— Да даже пытаться анализировать бессмысленно. Я читал категорическую версию о моем уходе от людей, которые к этому не имеют никакого отношения. Для меня важнее другое: большое количество “коллег” с такой радостью меня похоронило, что мое возвращение было для них просто пощечиной. После этого я прочитал про себя вторую порцию дикой глупости и непрофессиональных оценок.

— Но ничего же просто так не бывает! Не могу поверить, что вы не хотели знать причину вашего увольнения.

— Какой смысл? Я очень давно живу и хорошо понимаю, что правду ты никогда не узнаешь. Ряд людей, которым это выгодно, будут все время выдавать определенные версии. Поэтому к любой ситуации ты относишься как к факту. Я понимал, что меня по чьему-то тайному или явному приказу выгнали из эфира. Точка.

— Но в Интернете писали о вашей коммерческой деятельности: мол, вы “наехали” не на тех людей.

— Я наезжал на тех людей, поэтому они были отправлены в отставку.

— Небескорыстно?

— Меня проверяли настолько тщательно и настолько подробно… А те люди, которые со мной боролись, заполонили весь Интернет. За деньги. Я знаю, сколько стоит какая публикация, сколько стоит ее заблокировать. Такая технология, чтобы не на кого было подать в суд. Со мной воевали серьезно, потому что я ввязался в тяжелейшую войну, в результате которой ряд людей из президентской администрации потеряли свою работу, а судья, занимающая очень большую должность в арбитражной системе, была отправлена в отставку. Вот она воевала со мной страшно.

— А по сути?

— Суть была в том, что судья принимала противоправные решения в интересах вполне конкретных коммерческих структур, которые оказывали этой же судье вполне четкое и конкретное вспомоществование.

— А почему вы ввязались в это дело? Представляли чьи-то интересы?

— Там принципиально ничьих интересов невозможно было представить. На меня пытались возбудить уголовное дело за клевету, а так как я еще и вскрыл систему оказания давления сотрудниками Администрации Президента на принятие судебных решений, то на меня подал в суд еще и сотрудник Администрации Президента. Это заметила вся западная журналистика, но не заметила отечественная.

— Как фамилия этого сотрудника?

— Господин Боев. И я выиграл, потому что в суд пришла первый зампред Высшего арбитражного суда Валявина, дала показания в мою пользу, после чего господин Боев (с которым я, кстати, потом познакомился, и он оказался милейшим человеком) выполнял просто приказы своего начальства. Которое после этой громкой истории было отправлено из Администрации Президента на другую работу.

— А вы такой борец-одиночка за правду?

— Нет, я, конечно, точно не одиночка, ведь госпожа Валявина рассказала гораздо больше, чем я. Когда-то я защищал одного несчастного парня Максима Коршунова, украденного в Китае нашими спецслужбами, после чего он несколько лет отсидел в Нижнем Новгороде. Тогда мне стали говорить, что я защищаю интересы аэропорта “Домодедово”, что мне сильно понравилось. Неужели Максим Коршунов — владелец “Истлайна”? Меня попросила его бабушка, единственная, которая о нем заботилась из его родственников. А потом высокопоставленный руководитель одной очень уважаемой структуры писал Владимиру Владимировичу Путину, что Соловьеву дали взятку в пять миллионов долларов. Я тогда приехал к этой пожилой женщине и спросил: “Вы знаете, что вы мне дали пять миллионов долларов?” А она: “Господи, да я б вам всё отдала, я таких денег никогда в жизни не видела”. Выяснилось, что тот человек, которого я защищал, попал в жернова тяжелейшей войны диких, нереальных тяжеловесов. Я Путину вручал письмо от этой бабушки и так и сказал: “Говорят, что мне дали деньги, так вот, давая вам это письмо, я их отрабатываю”. И парня благодаря заступничеству Путина удалось освободить. Зато “любовь” конкретных людей после этого я получил очень большую. Но я к этому привык.

— Вы видите разницу между работой на НТВ и каналом “Россия”?

— Разница колоссальная. На НТВ меня пригласил на работу тогдашний гендиректор канала Николай Сенкевич. Потом пришел Владимир Михайлович Кулистиков. Он меня не очень хорошо знал, и я всегда был для него человек внешний, хотя в общении со мной он был безупречно корректен и о нем я могу сказать только добрые слова. Но там все проходило не так просто. А на “России” меня поразило человеческое отношение. В разговоре с руководством канала мне не сказали: “Владимир, вы никому не нужны, так и быть, мы вас берем”. Нет, со мной говорили, будто я не в опале был, а в Париже отдыхал.

— Но, наверное, ваш приход сюда был санкционирован не только руководством ВГТРК?

— Передо мной никаких целей и задач не ставилось. Ко мне на “Поединок” ходит больше разнообразных людей, чем это было на НТВ.

— Ну а оппозиция? Вы же знаете о разговоре Познера с Путиным?

— Я считаю этот разговор омерзительным.

— Со стороны кого?

— Познера.

— А со стороны Путина?

— Его спрашивали, он ответил. Но как может журналист, притворяющийся, что он свободный и вообще светоч, спрашивать: “А можно мне позвать?..”

— А вы ни у кого не спрашиваете по поводу приглашенных?

— Я всегда предлагаю кандидатов руководству канала.

— Просто Познер играет по правилам.

— Я не знаю, по каким правилам играет Познер, но для меня это выглядело либо попыткой подставить Эрнста, либо… А если бы Путин ответил: “Вы знаете, Владимир Владимирович, вам наконец-то можно быть честным журналистом”.
   
— А Путин в подтексте примерно так и сказал.

— Но это же пошлость! Это значит, что Познеру надо тогда увольняться из профессии. Либо ты честный и порядочный, либо “чего изволите”. Дедуля, определитесь.

— Давайте без хамства. Вы разве не играете по тем же правилам? Разве не знаете, что есть “начальники начальников”, как говорил Парфенов?

— У меня начальник Добродеев.

— Но все же знают, что любой человек, работающий на политическом ТВ, ограничен в своих возможностях?

— Ограничен Каспаровым, Немцовым, Лимоновым?

— Вы не знаете, что существуют стоп-листы?

— У меня стоп-листа нет.

— Вы просто не хотите их приглашать?

— Лимонов у меня когда-то был.

— Когда-то у вас и Немцов был. Но потом сказали “стоп!”, и нету у вас Немцова.

— Никто мне этого не говорил. Просто после событий 31 декабря на Триумфальной площади вдруг стало ясно, что ребята-то непрозрачные. Когда я спрашиваю демократов: “Как вы относитесь к тому, что происходило на Манежке, на Киевской?” — они сразу: “Кошмар! Где власть?! Надо было их разогнать!” Ужас-ужас! Ну а чем те националисты отличаются от несогласных? И те и другие не уважают закон. Или мы как, должны по симпатиям — одним можно, другим нельзя?

— А разве в 31-й статье Конституции написано, что митинги и шествия нужно согласовывать?

— Так что, если не написано, значит, можно проводить? В Конституции ведь и не написано, что выступать можно заявительно. Именно для этой цели существует Конституционный суд. Но разве несогласные обращались в Конституционный суд? Они отрицают судебную власть, вообще всю структуру власти, но почему-то хотят следовать Конституции. Это разве демократия? И чем же они тогда отличаются от фашистов, от их близкого друга Лимонова?

— Точно так же про Лимонова говорит и Новодворская.

— А вы знаете, Новодворская — камертон чистоты. Она бы никогда вместе с Лимоновым не встала.

— Так я не понял, Немцова в свою программу вы не хотите приглашать или вам запрещают?

— Мне никто ничего не запрещает и никаких указаний не дает. Разве можно здесь говорить “нельзя”? Это как назло бабушке ж… отморозить. А я рейтинг на Немцове дам? Он же интересен очень небольшой, крайней узкой части интеллигенции. Разве она дает рейтинг?

— Да у вас столько давно уже затертых людей в эфире появляется. Кажется, они просто не вылезают из “ящика”.

— Так и Немцов, думаю, в свое время намелькался по полной программе. А будет что-то интересное, с ним связанное, — позовем. Но главное — что ему сказать. Позовешь его, а он опять начнет говорить, что все воры и мерзавцы. А мы получим иск на канал. Каналу это надо? Потом Немцов будет гордиться, что вот, закрыл канал. А если его уголовщину вырежут, скажет “зажимают свободу слова”.

— Какой вы предусмотрительный! Значит, героем себя не считаете?

— Нет, конечно, вы что, с ума сошли? Я считаю себя временно узнаваемым телевизионным персонажем. Я ж не сумасшедший.

— Это точно. Но вас же еще считают “заряженным” журналистом. Разве не так?

— А вы конкретно можете это доказать? Дайте факты. Вы говорите “виновата система”, но я в этой системе людей взял и посадил. Потому что было за что. Просто вцепляешься и делаешь, а не собираешь деньги неизвестно на что, как Навальный.

— Вот как-то один высокопоставленный чиновник сказал, что Манежную площадь породили несогласные своими выходами 31-го числа. А потом слышу — вы по радио повторяете практически то же самое. Поете с чужого голоса?

— Мне заявляли то же самое, что и вы. Но я говорил о том, к чему приведут митинги на Триумфальной, еще до всякой Манежки. Когда оппозиция говорит о гражданском обществе, общество их не понимает. Трагедия в том, что они говорят о чем-то с собой и со своими спонсорами, а людям вообще на это наплевать. Вот все восторгаются речью Парфенова. А для меня это позорище.

— Я не восторгаюсь, но почему же позорище? Человек сказал, что хотел.

— Но он же работает на Первом канале, программу ведет. Открой рот и там скажи. Прояви мужество. Типа: а сейчас у нас так же, как в ненавистном… таком-то году! А там на премии Листьева это говорить было совершенно неуместно. Если хочешь сделать политическое заявление, позвони в РИА-Новости, в ИТАР-ТАСС, собери пресс-конференцию… А при чем здесь Влад Листьев? К тому же в этом своем выступлении он на Путина все время намекал, а Медведева не трогал.

— Но вы же знаете, что сегодня это либеральный тренд: выстроиться за Медведевым против Путина.

— Для тех, кто пытается разорвать тандем, скажу так — это попытка проплыть между Сциллой и Харибдой. Я бы не советовал этого делать никому. Надо совсем не понимать и не знать Медведева, чтобы на такое рассчитывать. У него с Путиным, конечно же, есть множество стилистических отличий, но если посмотреть на принципиальные решения, то здесь прослеживается абсолютная преемственность курса. Я бы за них не волновался. Напомню, что после того как Путин в первый раз выиграл выборы, пришел Березовский к Немцову и сказал: “Вам скучно? Страна моя, все решим”. На что Немцов ему: “Хрен ты, Боря, угадал”. А Березовский ответил: “Дурак ты, Немцов, никогда ничего в жизни не понимал”. Потом Борис Абрамович понял, что был неправ. Не Немцов оказался дураком.

— А вы оказались умным, ни с того ни с сего накинувшись на Собчак, когда вас пригласили в программу “Девчата”?

— Не я первый начал. Я пришел к ним в гости в свой день рождения, потому что меня попросило руководство канала. Г-жа Собчак как персонаж мне неприятна, но я с очень большим уважением относился к ее отцу. К счастью для Ксении, из программы вырезали ряд эпизодов, но потом некоторые из них вошли в Интернет. Там были ее непристойные выражения в адрес политиков. Потом г-жа Собчак заходила на другие каналы и просто откровенно врала о том, что было. Жалко ее. Как я понимаю, сейчас она вроде успокоилась. Может, даст бог, родит от очередного… Может, замуж за него выйдет. Дай бог ей всего самого хорошего.

— Так что же там случилось? Расскажите.

— Г-жа Собчак стала мне откровенно хамить. Кричала, что я продажный журналист. Ну и получила. Яркий пример, что я прав, был в том, что остальные дамы встали на мою сторону.

— Вы не знаете, как дамы умеют дружить? Они спали и видели, чтобы кто-нибудь эту Собчак убрал. А тут вы. Только с ней воевать — это не на Путина кидаться, правда?

— Когда я буду беседовать с Путиным, тогда ему вопросы и задам. Каждый раз, когда я общался с Путиным и Медведевым в формате общественных советов, то всегда задавал им резкие вопросы. И они отвечали. Но я не собираюсь задавать Путину вопросы в стиле Шевчука, типа, вы барин, а я раб божий. Если уж ты беседуешь с премьер-министром, беседуй с позиции гражданина. Путин конкретный человек, и с ним надо только так и беседовать. Иначе не имеет смысла.

— Вы просто путинский защитник какой-то.

— Да не путинский я защитник. Просто у меня такая точка зрения. Я всего лишь считаю, что человек должен думать, о чем он говорит, осознавать ответственность за все происходящее. Я за точность знаний.