Россия на пути к эпохе дворцовых переворотов. Первая самодержавная императрица

Екатерина Алексеевна, гравюра, 1724 г.

В статье «Россия на пути к эпохе дворцовых переворотов» мы говорили о сложных взаимоотношениях в семье Петра I, его конфликтах с первой женой и старшим сыном, закончившихся гибелью царевича Алексея. Желание императора передать престол младшему сыну, рождённому Екатериной, не осуществилось из-за смерти последнего, и перед Петром I опять встал вопрос о наследнике, который так и не был решен им до самой смерти.

Судьбоносный указ Петра I

Результатом мучительных размышлений Петра I стал указ о престолонаследии, изданный 5 февраля 1722 года, который отменял освящённую веками традицию передавать престол прямым потомкам по мужской линии по старшинству. Теперь действующий монарх России мог назначить своим преемником кого угодно.

Замысел императора, в общем-то, был неплохим. Действительно, мало ли каким болваном и дегенератом уродится первенец? Не лучше ли передать престол наиболее подготовленному и способному кандидату, царствование которого продолжит традиции прежнего?

Однако, как известно, и дорога в ад вымощена благими намерениями.

Во-первых, уничтожение старинного и всеми признанного обычая дезориентировало общество, породив у законных и не очень кандидатов соблазн занять престол именно по праву наиболее способного и сильного.

Во-вторых, это увеличило и без того огромный ментальный разрыв между высшими слоями общества и простыми людьми. Аристократы теперь не видели ничего плохого в том, чтобы не просто «ограничить самодержавие удавкой», но ещё и неплохо на этом заработать, получив от подельника-претендента крепостных крестьян, хорошо оплачиваемые должности, ордена и просто деньги. Однако подавляющее большинство населения страны оставалось в русле традиционных представлений. Восстание Емельяна Пугачева, например, проходило под лозунгом возвращения к власти законного императора Петра III, изгнанного из Петербурга «блудной женкой Катеринкой и ее полюбовниками». Да и в смерть Петра II некоторые не поверили: утверждали, что молодой император схвачен и пленён собственными придворными за то, что хотел помочь простым людям. Широко распространилось и окрепло народное мнение о «плохих боярах», мешающих «хорошему царю» заботиться о своих подданных, и это усилило враждебность крестьян к своим господам и повысило социальную напряжённость в обществе.

В-третьих, как раз продолжения традиций и следования в русле одной политики при этой системе достигнуть почему-то не удалось. Каждый новый монарх из династии Романовых теперь круто разворачивал государство в сторону, противоположную той, куда его пытался вести предшественник. При изучении российской истории человеку со стороны, наверное, довольно трудно поверить, что Петр III и Елизавета, Павел I и Екатерина II, Александр II и Николай I, Александр III и Александр II — члены одного императорского дома и ближайшие родственники. Невольно создаётся впечатление, что каждый раз при смене власти во главе нашей страны вставал если не завоеватель, то как минимум представитель другой, враждебной династии.

По иронии судьбы, сам Петр I – автор этого знаменитого указа, умирая, не сумел воспользоваться правом назначить наследника. Архиепископ Феофан Прокопович утверждал, что последним словом императора было «после»: таким был его ответ на вопрос о том, кому он оставляет свой трон. Даже на пороге смерти Петр I не мог решиться назвать имя своего преемника и в итоге не успел выразить свою волю.

Более известна другая, ещё более драматическая версия обстоятельств смерти первого императора, которую прокомментировал в белых стихах Максимилиан Волошин:

Пётр написал коснеющей рукой:
"Отдайте всё…" Судьба же дописала:
"…распутным бабам с хахалями их"...
Российский двор стирает все различья
Блудилища, дворца и кабака.
Царицы коронуются на царство
По похоти гвардейских жеребцов.

И первой из этих «шальных императриц» стала бывшая портомоя Марта Скавронская-Крузе, которую некоторые считают шведкой, а другие – курляндской немкой, литовкой или латышкой. Впрочем, не исключается и польское происхождение. Да и с её фамилией до сих не все ясно: известно, что Петр I называл Екатерину также Веселовской или Василевской, а девичьей фамилией этой женщины некоторые считают Рабе.

Избранница Петра I

С главной женщиной своей жизни Петр I познакомился осенью 1703 года. Екатерине в это время было 19 лет и состояла она уже не при Шереметьеве, а при Александре Меншикове. Франц Вильбуа, автор книги «Рассказы о российском дворе», утверждал, что именно тогда состоялась первая в их жизни «ночь любви», за которую царь честно заплатил 10 франков (половину луидора). Вильбуа мог узнать об этом как от самого Петра, к которому был довольно близок, так и от своей жены – старшей дочери пастора Глюка, в семье которого воспитывалась Марта.

Франсуа Гиймо де Вильбуа, французский морской офицер, находившийся на русской службе с 1698 по 1747 гг. и дослужившийся до чина вице-адмирала. Портрет работы неизвестного мастера

Этот эпизод «знакомства» Петра и Екатерины (за исключением внесения оплаты за оказанные услуги) вошёл в роман А. Н. Толстого «Петр I» и одноименный фильм, снятый по данному произведению. Именно на сведения Вильбуа опирается Толстой, когда рассказывает, как в присутствии Меншикова царь требует от Екатерины «посветить ему в спальне».

Вопреки распространенному мнению, Екатерина после этого не перешла сразу же к Петру I, а ещё два года находилась в услужении у царского фаворита, и Меншиков ещё весной 1705 года не особенно выделял ее среди прочих. В предыдущей статье цитировалось его письмо с требованием немедленно прислать Екатерину, да не одну – «с нею других двух девок». И это при том, что в 1704 и 1705 гг. она родила неизвестно от кого (может быть, от Меншикова, а, может, и от периодически навещавшего ее царя) двух мальчиков: Петра и Павла, умерших вскоре после рождения. Лишь в 1705 году Петр I решил забрать Екатерину к себе, отправив ее на жительство в усадьбу своей сестры Натальи (село Преображенское). И только в 1707 (по другим данным, в 1708) году она была обращена в православие, причем ее крёстным отцом стал царский сын Алексей – по его имени она и получила отчество. А с 1709 года Екатерина уже практически неотлучно находилась при Петре, в том числе и в Прутском походе, когда находилась на седьмом месяце беременности. Полагают, что царь уже не мог обходиться без Екатерины потому, что она научилась снимать и облегчать какие-то приступы, во время которых Петр катался по полу, кричал от головной боли и порой терял зрение. Об этом было рассказано в статье «Прутская катастрофа Петра I», не будем повторяться.

Видимо, именно момент крещения был ключевым в судьбе Екатерины, с этого времени начинается невиданное возвышение этой метрессы, закончившееся вначале тайным (1711 г.), а потом и официальным (1712 г.) венчанием с Петром I, провозглашением ее императрицей в декабре 1721 года и коронацией в мае 1724-го.

А. Зубов. Императрица Екатерина I в окружении медальонов с портретами русских царей, 1725 г.

При этом Екатерина чувствовала себя настолько свободно и уверенно, что завела любовника, которым стал не кто-нибудь, а Виллем (Вильгельм) Монс. Это был брат знаменитой фаворитки Петра I — гвардейский поручик, участник сражений у Лесной и под Полтавой, бывший адъютант императора, который в 1716 году перешёл на службу к Екатерине. Позже он заведовал ее канцелярией. В услужении у Монса тогда находился бывший стряпчий и бывший гвардеец Иван Балакирев, которому Петр I свое время подарил «потешный титул» Касимовского хана. В будущем Балакиреву суждено было прославиться в качестве шута при дворе Анны Иоанновны. Помимо прочего, ему приписывается идея игры в карты на раздевание. Это предложение императрице Анне настолько понравилось (сама она, естественно, не раздевалась), что в качестве награды она распорядилась отпускать Балакиреву обеды с царского кухни.

Шут Балакирев, портрет неизвестного художника, Путевой дворец, Стрельна

Именно Балакирев и рассказал в порыве пьяной откровенности некоему ученику обойного мастера Ивану Суворову, что передает Монсу письма Екатерины (и письма Монса Екатерине тоже). И письма эти такие опасные, что в случае чего ему и головы не сносить. Суворов, в свою очередь, поделился секретом с неким Михеем Ершовым, который и написал донос.

Поскольку в одном из этих писем говорилось о каком-то питье, первоначально Виллем Монс был заподозрен в желании отравить императора. Но следствие вскрыло совсем другую картину. Закончилось все казнью Виллема Монса, которого приличия ради обвинили лишь во взяточничестве и казнокрадстве (чем фаворит Екатерины тоже не брезговал, и даже с всесильного Меншикова иногда ухитрялся «за содействие брать»). Балакирев же отделался тремя годами ссылки в Рогервик.

Уже в конце XVIII века небезызвестная Екатерина Дашкова обнаружила во вверенной ее попечению Академии наук какой-то очень уж большой расход спирта, и в голову княгини, естественно, закрались нехорошие мысли о пьянстве господ академиков прямо на рабочем месте. Однако смотритель кунсткамеры Яков Брюханов объяснил ей, что спирт используется для смены раствора в стеклянных сосудах, где уже полвека хранятся… две отрубленные человеческие головы. Заинтригованная «Екатерина Малая» подняла документы и выяснила, что это головы Виллема Монса и Марии Гамильтон (любовница Петра I, казненная за детоубийство). «Экспонатами» заинтересовалась сама императрица Екатерина II, которая лично осмотрела их, видимо, порадовавшись про себя, что ее мужем был третий по счету Петр, а не первый. По преданию, именно она и распорядилась головы закопать в подвале. По крайней мере, историк Михаил Семевский в 1880-х гг. этих голов в хранилищах кунсткамеры уже не обнаружил.

Но вернёмся к Екатерине I и увидим, что Петр тогда все же не расстался с ней, хоть и охладел. А незадолго до его смерти дочь Елизавета сумела супругов полностью помирить.

Связь Екатерины и Монса имела далеко идущие последствия. В ноябре 1724 года Петр I согласился наконец отдать замуж за голштинского герцога Карла Фридриха свою старшую дочь – умницу Анну (для России было бы гораздо лучше, если бы именно она осталась дома, а в Киль уехала «веселая» Елизавета).

А. Зубов. Портрет Анны Петровны

При этом был подписан тайный протокол, согласно которому Петр имел право забрать в Россию родившегося от этого брака сына, чтобы сделать его наследником русского престола. И сын у этой пары действительно родился, и действительно стал и наследником престола, и российским императором, но был убит после дворцового переворота в пользу его жены – немки Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской, вошедшей в историю под именем Екатерины II. Вы, вероятно, догадались, что речь идёт о Петре III. Но до этого было ещё далеко.

Первая самодержавная правительница Российской империи

После смерти Петра I при российском дворе образовались две партии. Первая из них, которую, пожалуй, можно условно назвать «аристократической» или «боярской», выступала за провозглашение новым императором бесспорного претендента – Петра Алексеевича, сына царевича Алексея и внука Петра I, который был последним потомком рода Романовых по мужской линии. Вторая партия, в которой оказались «новые люди», выдвинувшиеся при умершем императоре, поддерживали кандидатуру его жены Екатерины. Именно тогда российские гвардейцы в первый раз изменили судьбу России, и объявление Екатерины I самодержавной императрицей можно считать первым дворцовым переворотом в российской истории. Этот переворот был бескровным и не сопровождался репрессиями, но, как говорится, лиха беда начало.

Огромную роль сыграл тогда Александр Меншиков, который сумел оперативно организовать «группу поддержки» из солдат гвардейских полков.

Александр Меншиков, портрет работы неизвестного мастера, первая половина XVIII века

Возмущенный фельдмаршал А. И. Репнин, сторонник Петра Алексеевича, бывший в то время президентом Военной коллегии, пытался выяснить, кто посмел без его приказа вывести полки из казарм и отправить их обратно. Но было поздно: вошедшие в зал Зимнего дома Петра I гвардейцы пообещали «расколоть головы» тем «боярам», кто откажется голосовать за «матушку Екатерину», и выборщики не стали ждать, пока «караул» окончательно «устанет».

Так на российском престоле оказалась Екатерина I, которая не имела даже и малейших талантов государственного деятеля. Да и желания хоть как-то поучаствовать в управлении страной она никогда не испытывала. Для управления государством был создан так называемы Верховный Тайный совет, в дела которого новая императрица никогда не вмешивалась. У нее были другие заботы и интересы.

При живом Петре I Екатерине приходилось несколько умерять свои инстинкты и аппетиты, теперь же она превратилась в какой-то автомат по непрерывному потреблению всевозможных благ, удовольствий и развлечений. Всю оставшуюся жизнь Екатерина I провела на балах и за обеденным столом. Достаточно сказать, что 10% всех средств российского бюджета тратилось тогда на закупку токайского вина для царского двора. Всего же на нужды новой императрицы и ее ближайшего окружения было потрачено более 6 миллионов рублей – сумма по тем временами просто астрономическая. Недаром И. М. Василевский назвал Екатерину чудесной экономкой, очень хорошей горничной из тех, кто весь век считаются преданными и только под старость умудряются украсть у доверяющей ей благодетельницы кругленькую сумму.

Французский посланник Жак де Кампредон писал о том, как проводила время императрица Екатерина:

Развлечения эти заключаются в почти ежедневных, продолжающихся всю ночь и добрую часть дня попойках в саду, с лицами, которые по обязанности службы должны всегда находиться при дворе.

М. Маньян, сменивший Кампредона в 1726 году, сообщал в Париж, что Екатерина «по обыкновению ложится не ранее 4-5 часов утра».

Не забывала Екатерина и о плотских утехах, в чем ей взялись помогать вначале камергер Рейнгольд Густав Левенвольде, а потом молодой польский граф Петр Сапега (ранее числившийся женихом Марии Меншиковой).

Результатом такого невоздержанного образа жизни стала ранняя смерть в 43 года (6 мая 1727 года).

Александр Меншиков – фактический правитель России в то время, с тревогой наблюдал за стремительным дряхлением Екатерины. Понимая, что время императрицы подходит к концу, он на этот раз решил сделать ставку не на дочь Екатерины Елизавету, а на ее пасынка – 11-летнего Петра Алексеевича, под смертным приговором отцу которого он когда-то поставил свою подпись. Разумеется, законного наследника он теперь поддержал отнюдь не из соображений альтруизма и не для того, чтобы исправить несправедливость, допущенную в отношении этого юноши. По настоянию Меншикова незадолго до смерти Екатерина I составила завещание, согласно которому Петр объявлялся наследником престола, но под опекой Верховного совета главную роль в котором играл сам Меншиков. И даже более того, Светлейший буквально пошел ва-банк, замахнувшись на престол Российской империи, занять который должна была его дочь. Для этого ей следовало стать женой нового императора: цель, по мнению Александра Даниловича, вполне реальная и достижимая. И потому он отказался выдать дочь замуж не только за Петра Сапегу, но и за наследного принца германского королевского дома Ангальт-Дессауского. С принцем вообще получилось забавно: Александр Данилыч отказал ему на том основании, что был случай женитьбы одного из членов этой династии на дочери аптекаря. Однако на этот раз удача отвернулась от «баловня судьбы». Да и юному Петру Алексеевичу корона счастья не принесла, императорская мантия стала его саваном. Но об этом мы поговорим в следующей статье.