Воспоминания очевидцев

Иосиф Сталин

«Иосиф Сталин» (ВТ-521) — советский товаро-пассажирский турбоэлектроход (пасс. тб/х, 7645 брт, БГМП. Капитан — Николай Сергеевич Степанов). Дата и место гибели — 03-05.12.41, центр. часть Финского зал., 59°54' с.ш. 25°09' в.д.

В декабре 1941 г. турбоэлектроход участвовал в эвакуации гарнизона ВМБ Ханко, имея на борту 5589 чел. Следуя в Кронштадт в составе конвоя, подорвался на трёх минах последовательно, получил значительные повреждения (повредило корму, разрушило трюм № 3). Затем в него попал 12-дюймовый снаряд финской береговой батареи, обстреливавшей конвой. Судно начало погружаться в воду. Базовым тральщикам 205, 211, 215, 217 и пяти катерам морской охраны, несмотря на минную опасность, удалось снять с гибнущего турбоэлектрохода и поднять из воды 1740 чел. После ухода кораблей охранения судно, осев в воду по палубу, прекратило погружаться и к 5 дек. сдрейфовало к м. Лохусалу на побережье Эстонии, где село на мель. Оставшиеся в живых были взяты в плен. 11 июля 1945 г. судно было поднято и приведено в Таллин, где впоследствии разрезано на металл.

Что произошло с лайнером «Иосиф Сталин»?

О трагической судьбе подорвавшегося и покинутого на минном поле турбоэлектрохода «Иосиф Сталин» умалчивалось сорок восемь лет. Немногочисленные публикации обычно заканчивались сообщением: корабли Краснознаменного Балтийского флота покидают лайнер с находящимися на нем — более 2500 человек! — защитниками Ханко. Завесу молчания приоткрыл в своей статье «Торпеда для «И.Сталина» капитан дальнего плавания В.Н.Смирнов (газета «Военный транспорт» от 23 февраля 1989 г.). Архивные розыски, встречи с защитниками Ханко, записи ушедших из жизни позволили нашему автору вновь вернуться к событиям, связанным с «Иосифом Сталиным».

Рассказы участников

В конце ноября 1941 года у железной стенки Ленинградского порта пришвартовался пароход «Вахур» под командованием капитана Сергеева. Его палуба и трюмы были заполнены бойцами, прибывшими с полуострова Ханко, где находилась наша военная база. Противник пристрелялся к нашим объектам на этом кусочке балтийской земли, и все труднее проходила скрытая перевозка частей.

Воентехник второго ранга Михаил Иванович Войташевский:

— На Ханко я прибыл вместе со своими товарищами, ранее окончившими гражданские институты, бывшими курсантами: Михайловым, Мартияном, Марченко, Молчановым. Мы возводили аэродром, подземные укрытия для людей и самолетов.
О том, что мы должны были оставить Ханко, не знали до дня последней эвакуации. Наш батальон в составе сводного полка уходил в числе замыкающих. Без шума уничтожили или привели в негодность все оборудование базы. Паровозы и вагоны сбросили в воду. Брали только оружие, боеприпасы и продовольствие. 1 декабря 1941 года на рассвете начали грузиться на пассажирский турбоэлектроход «И.Сталин», стоявший у стенки. Остальные корабли были на рейде. Противник, видимо, обнаружил посадку и начал обстрел порта. Мы получили приказ — спрятаться на берегу. Догружались на следующий день, когда «И.Сталин» с номером военного транспорта «ВТ-501»стоял на рейде. Нас, офицеров, предупредили:
«В случае обстрелов или взрывов оставаться на месте. Судно перегружено, и перемещаться опасно».
Караван тронулся в ночь со 2 на 3 декабря. На лайнере, не считая команды, по утверждению командира базы Ханко С.И.Кабанова, находилось 5589 ханковцев. Командиром лайнера был капитан 1-го ранга Евдокимов, комиссаром — капитан 2-го ранга Каганович, капитаном — Николай Сергеевич Степанов. Мой взвод занял каюту, рассчитанную на трех человек.
Среди ночи раздался сильный взрыв. Потух электрический свет. Бойцы вскочили и бросились к выходу, но я уже перекрыл двери и приказал всем оставаться на месте.
Через некоторое время свет включился, но вскоре раздался второй взрыв сильнее первого. Снова потух свет. В темноте, под натиском бойцов я очутился на палубе. Здесь была полная неразбериха. Люди метались по судну, не понимая, что произошло. Судно содрогнулось от третьего взрыва. Стонали и кричали раненые. Обезумевшие люди заполняли спасательные шлюпки, прыгали за борт. Тали одной шлюпки заело. Шлюпка встала вертикально, и люди из нее вывалились в воду. Началась перестрелка. Некоторые стреляли в себя. Трудно было понять, что происходит и что нужно делать. Один товарищ в кожанке держал в руках два спасательных круга. Я одновременно с кем-то схватился за круг, но не смог овладеть им.
К «И.Сталину» начали подходить военные корабли, на которые переносили раненых. К носу теплохода подошел эсминец «Славный», пытался взять нас на буксир, но теплоход снова наткнулся на мину. Взрывом большой силы разорвало нос корабля, и он начал погружаться быстрее. Я был контужен и упал на палубу.
Корма была оторвана раньше. Уцелела только середина судна, забитая мертвыми, живыми и ранеными. На военные корабли в течение трех часов, в темноте морозной штормовой погоды, сняли 1740 человек, большинство раненых. Тральщики, эсминец и катера уходили переполненными, люди стояли вплотную. В трюмы судна страшно было смотреть. Среди разбитых от снарядов ящиков, вперемежку с мешками муки, плавали изуродованные трупы бойцов и командиров.
Капитан 1-го ранга Л.Е.Родичев: — Пятый отряд под командованием вице-адмирала В.П.Дрозда должен был закончить эвакуацию наших войск с Ханко до того, как на заливе станет лед.
... 2 декабря в 21.25 мы снялись с якоря. Впереди строем уступа шли три тральщика. За ними, образуя второй ряд, следовали еще два тральщика, за которыми шел флагман — эсминец «Стойкий». Следом двигались турбоэлектроход «И.Сталин», эсминец «Славный», тральщик без трала и катер «Ямб». Отряд сопровождали семь катеров морских охотников и четыре торпедных катера.
Я был на мостике эсминца «Славный». Лицо обжигал северо-восточный морозный ветер. Волнение 5-6 баллов. За кормой, на Ханко, пылали город и порт.
3 декабря в 00.03, по сигналу с флагмана «Стойкого», согласно утвержденному маршруту, изменили курс с 90 на 45 градусов. В течение пяти минут после поворота у трех тральщиков взрывами мин были перебиты тралы. Началась поспешная их замена.
... В 01.14 при перемене курса «И.Сталин» вышел из протраленной полосы, раздался взрыв мины у левого борта турбоэлектрохода. Первый же взрыв вывел из строя автоматику управления рулями. Судно начало двигаться по кривой и, оставив протраленную полосу, по инерции вошло в минное поле. Через две минуты вторая мина взорвалась с правого борта лайнера. Уклоняясь от плавающих мин и отталкивая их шестами, эсминец «Славный» подошел к правому борту «И.Сталина» на расстояние в 20-30 метров.
...01.16. Взрыв мины под кормой турбоэлектрохода, дрейфующего по ветру. С эсминца прокричали на лайнер: «Стать на якорь!»
...01.25. От командира отряда с эсминца «Стойкий» получена радиограмма: «Командиру «Славного» взять турбоэлектроход на буксир».
... 01.26. Четвертый взрыв миныу носа лайнера. С «И.Сталина» передали: «Оторвало брашпиль и якоря, стать на якорь не можем!» Эсминец «Славный», отталкиваясь шестами от плавающих мин, стал на якорь. Турбоэлектроход продолжал дрейфовать по минному полю на юго-восток.
... 01.48. На помощь от эсминца «Стойкий» прибыл базовый тральщик. Взрывом мины его правый параван (Параван — подводный аппарат для защиты корабля от якорных контактных мин. Здесь и далее примеч. автора.) выведен из строя.
... 02.44. Эсминец «Славный» снялся с якоря и задним ходом стал приближаться к сдрейфовавшему на 1,5 мили лайнеру для подачи буксирного троса. Обнаружив за кормой плавающую мину, «Славный» дал ход вперед. Мина отброшена движением воды из-под винтов.
... 03.25. Финская батарея Макилуото открыла артиллерийский огонь по нашим кораблям. На турбоэлектроход со «Славного» начали подавать буксирный трос. В этот момент один из снарядов противника попал в носовой трюм лайнера. В трюме были снаряды и мешки с мукой, на которых сидели солдаты. Взрыв тяжелого снаряда и сдетонировавших боеприпасов был ужасен. Столб пламени от горевшей муки поднялся над «И.Сталиным». Нос турбоэлектрохода ещё сильнее погрузился в воду. Буксировать лайнер возможности больше не было.
Узнав по радио о происшедшем, вице-адмирал Дрозд приказал всем кораблям и катерам снимать бойцов. Тральщики начали принимать людей с «И.Сталина». Мешало сильное волнение. На помощь от флагманского эсминца «Стойкий» подошли еще два тральщика.
С наступлением дня можно было ожидать налета авиации противника, и наш отряд получил приказ: следовать к Гогланду! Позади, на минном поле, остался израненный турбоэлектроход.

Начальник стройбата Анатолий Семенович Михайлов:

— После взрывов мин и сдетонировавших снарядов на подошедшие переполненные тральщики стали в давке прыгать те, кто мог протолкнуться к борту. Люди разбивались, падали между бортами кораблей в воду. Паникеров расстреливали в упор, а тральщики вынуждены были отойти.
Порядок на судне, в этих отчаянных условиях, с трудом наводил комендант транспорта «И.Сталин» капитан-лейтенант Галактионов (После плена Галактионов исчез, пи слухам, был репрессирован.), командовавший 50 вооруженными автоматами краснофлотцами.
Как свидетельствует А.С.Михайлов и как подтверждает штаб КБФ, с лайнера смогли снять лишь 1740 человек. Но ведь с Ханко на турбоэлектроход, по разным данным, погрузили около 6000 человек. Не считая убитых, в трюмах осталось более 2500 раненых и здоровых защитников Ханко. Куда же делись остальные?
Около 50 моряков торгового флота по приказу капитана лайнера Степанова и с разрешения вице-адмирала Дрозда к 05.00 утра подготовили спасательную шлюпку.
Капитан Степанов отдал свой браунинг подшкиперу Д.Есину.
— Передай властям. Я не могу оставить бойцов. Буду с ними до конца. Старшим на шлюпке назначаю второго помощника Примака. Я вручил ему все документы.

Турбинист машинной команды «И.Сталин» Петр Макарович Береговой:

— Из машины, где я находился, на верхнюю палубу было не выйти. Все проходы забиты людьми. Выбрался я по скоб-трапу, проложенному внутри дымовой трубы, открыл дверцу и прыгнул на радиорубку. Протиснувшись к борту, увидел стоявших рядом командира судна Евдокимова и капитана Степанова. Капитан Степанов сам травил тали, спускал первую шлюпку. По аварийной тревоге я был расписан на первой шлюпке и сказал об этом капитану. Степанов промолчал. Шлюпка, раскачиваясь, уже висела внизу, и я, не раздумывая, прыгнул в нее. Позади раздались крики, выстрелы, кто-то упал в воду. Шлюпка отошла от борта.
Позже нас подобрали и доставили в Кронштадт корабли КБФ.
Военные корабли отошли от «И.Сталина». На разбитом лайнере стараниями механиков по-прежнему неустанно работали помпы, выкачивая воду из разбитых отсеков. На рассвете противник снова обстрелял лайнер, но быстро прекратил огонь.
Во время обстрела кто-то на верхней надстройке выбросил белую простыню, но его тут же застрелили.
Не дождавшись помощи, командир лайнера, капитан 1-го ранга Евдокимов и капитан Степанов собрали в кают-компании всех командиров подразделений, находившихся на судне, — около двадцати человек.

Командир артиллерийской батареи Николай Прокофьевич Титов:

— На совещании, кроме других командиров, присутствовал и комендант судна капитан-лейтенант Галактионов.
Обсуждали два вопроса:
1. Открыть кингстоны и вместе с 2500 оставшимися в живых бойцами пойти на дно.
2. Всем покинуть судно и вплавь добираться до берега, а это 8-10 километров.
Учитывая, что в ледяной воде не только раненые, но даже здоровые не выдержат более 15-20 минут, второй вариант посчитали равноценным первому.
Я, как самый молодой, неопытный в жизни, патриотически воспитанный в училище, взял слово:
— Балтийцы не сдаются, — заявил я.
— Конкретнее, — сказал Евдокимов.
— Открыть кингстоны и пойти всем на дно, — уточнил я.
Воцарилась тишина, после чего взял слово командир судна Евдокимов.
— В том, что с нами случилось, никто не виноват. Мы не одни, у нас на судне люди, и решать за них нельзя.
Вы — пассажиры, и я как командир один буду отвечать по морским законам перед правительством за ваши жизни. Что предлагает товарищ Титов — не лучший способ. Считаю, нужно браться за дело. Убитых на палубе предать по морскому обычаю морю. Раненым оказать помощь, обогреть, напоить горячим. Все, что есть плавучее, связать в плоты. Может, кто-нибудь ночью доберется к партизанам. Степанов с Евдокимовым согласился.

М.И.Войташевский:

— ... Вскоре дрейфующий лайнер пригнало на мелкое место. Судно еще больше потеряло остойчивость. Под ударами волн оно ползло по мели, заваливаясь то на один, то на другой борт. Чтобы не опрокинуться, мы непрерывно переходили с борта на борт и перетаскивали с собой тяжелые ящики со снарядами.
К утру все выбились из сил. Пронизывал колючий морозный ветер. Шторм усилился. Неожиданно сползавший с мели лайнер опасно накренился. Оставшиеся ящики полетели за борт. Выравнивая крен, все, кто мог двигаться, перебрались на противоположный борт, но крен не уменьшился. Тогда решили сбросить за борт тяжелый резервный якорь. За якорь брались и тащили кто как мог. Лишь с рассветом удалось столкнуть его в воду. То ли судно само сошло с мели, то ли якорь помог, крен уменьшился.
По-прежнему стонали раненые. Большинство ждали, верили, надеялись: «братишки не бросят, выручат».
На Гогланде и в самом деле не забыли ни о лайнере, ни о его пассажирах, но скорее всего по причине, указанной в статье В.Н.Смирнова «Торпеда для «И.Сталина». Ведь лайнер носил имя великого вождя. Если судно с людьми погибнет, никто из высшего эшелона власти не упрекнет моряков, но если немцы захватят лайнер и возьмут в плен 2500 воинов, беды не миновать. Страх наказания, вероятно, был главным арбитром. Вопрос решался просто: что важнее — надпись имени вождя на судне или жизнь 2500 своих солдат и офицеров? Перевесила — надпись.

Капитан 1-го ранга в отставке, Герой Советского Союза Абрам Григорьевич Свердлов:

— В 1941 году в звании старшего лейтенанта я был командиром звена больших деревянных торпедных катеров Д-3 под номерами 12 и 22. После приемки с завода еще двух катеров-32-го и 42-го — меня назначили командиром 1-го отряда 2-го дивизиона бригады торпедных катеров.
Эвакуация базы Ханко закончилась 2 декабря 1941 года. Командующий базой генерал-майор С.И.Кабанов и его штаб на катерах 12-м, 22-м и 42-м уходили последними.
Штормовой ветер в 7 баллов и снежные заряды затрудняли движение катеров к Гогланду. Когда проходили район Порккала-Ууд, наблюдали взрывы мин в месте нахождения конвоя.
С рассветом 5 декабря командир охраны водного района Гогланда (ОВРа) капитан 1-го ранга Иван Святов приказал нам двумя большими катерами Д-3 атаковать и утопить дрейфующий в районе Таллинна, у острова Аэ-гно, турбоэлектроход «И.Сталин». Для сопровождения выделен один самолет И-16. Выполнять приказ поручили 12-му и 22-му катерам. 22-м катером командовал старший лейтенант Яков Беляев.
Операция была крайне опасной. Турбоэлектроход дрейфовал вблизи артиллерийских батарей противника. Немцы в светлое время суток не позволили бы у себя под носом хозяйничать советским торпедным катерам. Но приказ есть приказ и должен быть выполнен. Штормило, катера заливало волной, слепил снег. Пришлось сбавить ход. На траверзе маяка Родшер получили радиограмму: «Возвращайтесь!» Мотивы, по которым Святов отдал приказ, а потом отменил, он не объяснял.
Итак, четыре торпеды, пока еще на катерах, двигались к цели — турбоэлектроходу «И.Сталин», наполненному ожидавшими помощи своими солдатами, краснофлотцами и офицерами.
Вспомним четыре торпеды, направленные командиром советской подводной лодки Александром Маринеско в гигантский лайнер противника «Вильгельм Густлов». Три из них попали в цель и утопили вместе с судном более 7 тысяч человек. То был противник, а сейчас — свои, русские, попавшие в беду, герои Ханко.

Рядовой, пулеметчик Анатолий Чипкус:

— По возвращении команд катеров на Гогланд в гарнизоне острова быстро распространился слух о приказе нашим торпедным катерам атаковать и утопить лайнер «И.Сталин». Причины этого приказа объясняли по-разному. Одни говорили: из-за названия судна. Другие утверждали: чтобы немцам не достались снаряды и мука. Часть возмущалась, но были и такие, которые заявляли: нас это не касается. Сколько людей осталось на лайнере, никто не знал. Причину невыполнения задания большинство объясняло поломкой мотора на одном из катеров, штормом и близостью дрейфующего турбоэлектрохода к артиллерийским батареям немцев. Кое-кто говорил, будто катерники не торпедировали судно, потому что не хотели топить своих.

М.И.Войташевский:

— После совещания командиров на «И.Сталине» люди пытались покинуть судно любыми путями. Из лежащих на палубе бревен бойцы изготовили плот. «Плот нужен для переправы на корабли, которые придут за нами», — объясняли бойцы. Готовый плот они спустили на воду, а потом, отдав канаты, ушли от судна. Судьба этого плота и людей на нем осталась неизвестной. Вторая группа сколотила штыками и связала своими поясами небольшой плотик. На него, вместе с моим другом А.С.Михайловым, начали прыгать бойцы.

А.С.Михайлов:

— Плот мы легко спустили — вода была почти на уровне верхней палубы. На плот вскочили десятки людей. Неустойчивое сооружение зашаталось, и многие свалились в воду. Когда мы отплыли от судна, на плоту остались 11 человек. За восьмичасовой дрейф к эстонскому берегу плот несколько раз переворачивало. У кого были силы, с помощью товарищей выбирались из ледяной воды. До берега добралось 6 окоченевших, в мокрой одежде, сбившихся в плотный комок людей. Неизвестные, вооруженные автоматами, подобрали нас, доставили в теплое помещение, отогрели кипятком и передали немцам.

М.И.Войташевский:

— 5 декабря около 10 часов утра с «И.Сталина» заметили корабли. Чьи?! Оказались немецкие тральщики и две шхуны. Многие рвали документы и даже деньги. Вода вокруг судна побелела от бумаг.
Ближайший немецкий тральщик запросил: может ли судно самостоятельно двигаться? Никто не ответил. Двигаться мы не могли. Немцы начали швартоваться к «И.Сталину». С автоматами наготове они перебрались на лайнер. Через переводчика передали команду: сдать личное оружие. Кто не сдаст, будет расстрелян. На первый тральщик взяли капитана 1-го ранга Евдокимова, капитана судна Степанова, командиров и политработников, электромеханика Онучина и его жену буфетчицу Анну Кальван.
Я и мои друзья, воентехники Мартиян и Молчанов, были одеты в форму краснофлотцев и попали на второй тральщик как рядовые. Доставили нас в Таллинн, отобрали ножи, бритвы, ремни и загнали в подвал здания в порту, где оказались другие мои товарищи и младший политрук Онискевич. На исходе того же дня нашу группу — около 300 человек — под сильной охраной отправили по железной дороге в эстонский город Вильянди.
В Вильянди было еще темно, когда нас пригнали в лагерь военнопленных, расположенный в центре города. Открылись первые ворота из колючей проволоки и, впустив нас и охрану, закрылись. Впереди были еще одни закрытые ворота, и мы вошли в лагерь. По кругу быстро двигались непонятные тени, падали в снег и снова вставали. Тени оказались истощенными военнопленными.
С этого дня начались непрерывный ужас и многолетние нечеловеческие страдания в фашистских застенках...
В лагере началась эпидемия сыпного тифа. Больных с высокой температурой «лечили санобработкой». Загоняли под ледяной душ, после чего из сотен выживали редкие «счастливчики». Мой друг Мартиян умер сразу после душа, положив голову на мои ослабевшие руки.
Следующий лагерь, куда нас перевели, был настоящим адом. Жизнь потеряла всякую ценность. Начальник полиции Чалый и его помощник Зайцев по любому поводу и без повода вместе со своей командой избивали обессиленных людей, натравливали овчарок. Заключенные жили в землянках, которые строили сами. Кормили баландой из гнилой немытой картошки без соли.
Ежедневно сотни заключенных умирали. Скончался и мой друг Сергей Молчанов. За год из 12 000 военнопленных осталось менее 2000. (Бесчеловечное обращение с советскими военнопленными по сравнению с пленными из других стран немцы мотивировали неприсоединением СССР к Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными (Германия подписала конвенцию в 1934 году). СССР не подписал конвенцию из-за негативного отношения Советского правительства (Сталин, Молотов, Калинин) к самой возможности пленения советских солдат и офицеров. Кроме того, правительство считало: если возникнет война, то она будет вестись на территории противника и условий пленения советских солдат не будет. Однако только к концу 1941 года немцы захватили в плен 3,8 миллиона наших солдат и офицеров.)
В апреле 1944 года к последнему нашему лагерю на западе Германии приблизились американские войска. Группа из 13 пленных решила бежать. Мы подползли к ограде лагеря, проделали кусачками дыру в колючей проволоке и направились к ближайшим военным баракам, которые оставили отступавшие немцы. В них нашли продовольственную кладовую и устроили пир. Едва выбрались из бараков, нагруженные галетами и мармеладом, как вокруг засвистели пули. Мы спрятались в кустах. Я почувствовал удар и боль в левой руке. От потери крови через некоторое время потерял сознание. Как выяснилось позже, нас обстреляли эсэсовцы, возвращавшиеся из города. Офицер приказал всех беглецов расстрелять.
Наш доктор, говоривший по-немецки, стал доказывать офицеру, что в Германии отсутствует закон о расстреле раненых. К его доводам присоединился и немецкий солдат — студент медицинского факультета Берлинского университета. Офицер согласился и приказал двух раненых перенести в барак, а одиннадцать беглецов расстрелять...
25 августа 1945 года меня выписали в лагерь репатриированных военнопленных, где признали непригодным к военной службе, рука моя срослась неправильно и висела как плеть.
Следующую проверку я проходил в Псковской области, у станции Опухлики. В этом лагере наиболее жестко проверяли бывших военнопленных.
В октябре 1945 года меня, как инвалида, отправили в Киев, откуда я был призван в ВМФ. Военкомат не брал меня на учет, так как я нигде не работал, а на работу не принимали из-за отметки: «Был в плену»...
Из живых товарищей, которых я знал с «И.Сталина», оставался один Михайлов. Он скончался в 1989 году.

Старшина 1-й статьи службы наблюдения и связи (СНИС) Николай Тимофеевич Донченко:

— Я в то время был ординарцем у командующего войсками обороны Ханко генерал-майора С.И.Кабанова. Генерал должен был идти на турбоэлектроходе «И.Сталин». Для него была подготовлена каюта, но пошел он со штабом на торпедных катерах. Меня и последнюю минуту перед отходом с чемоданом генерала, где были документы и печати штаба, торпедным катером доставили на лайнер. Помню, при втором взрыве якоря стравило. Цепи и тросы, закручиваясь, цепляли и сбрасывали людей в воду, ломали руки и ноги. Взрывы разорвали несгораемый сейф, и в том месте, где я находился, деньги усыпали палубу. Штормило. Было темно и облачно. Никто не знал, куда нас несет. После того как убило старшего радиста, передававшего сигналы бедствия, по приказанию Степанова всю аппаратуру в радиорубке мы уничтожили.
С рассветом на третий день дрейфа вдали показался Палдиский маяк. Под стоны раненых начали готовить пулеметы к последнему бою. Артиллерийская батарея противника обстреляла судно, но вскоре умолкла. Капитан Степанов до последней минуты командовал судном. Когда появились немецкие корабли, он приказал мне потопить чемодан с документами штаба. Наганом генерала я пробил крышку чемодана и бросил его вместе с документами, печатями и наганом в воду.
После того как немцы увезли командиров, они переправили в Купеческую гавань Таллинна старшин и рядовых. Пятьдесят военных моряков, среди которых был и я, везли отдельно.
Утром всех, кто мог двигаться, построили для отправки на вокзал. Нас окружила толпа, какой-то белокурый парень, развернувшись, с силой бросил камень в строй русских. Камень попал в голову перевязанного бинтами молоденького красноармейца Сергея Сурикова из первой роты второго батальона. Суриков был верующий и тайно молился по ночам. Над тихим, неимоверно добрым солдатом, под негласное поощрение начальства, смеялись. Лишь солдат Степан Изюмов, поддерживающий сейчас ослабевшего Сурикова, знал, что отец его и старший брат, «верующие и чуждые элементы», были расстреляны в сталинских лагерях... Зажимая левой рукой новую рану, из которой сочилась кровь, Суриков начал креститься правой и тонким срывающимся на фальцет голосом неожиданно громко запел стих молитвы из Священного писания. Толпа утихла. Да и в строе пленных, познавших страдания и унижения, никто не смеялся.
Судьба с Суриковым распорядилась по-своему. Он выжил в фашистском плену и попал в сталинские лагеря.
Я прошел фашистские лагеря смерти в Эстонии, Польше, Пруссии. Во время разгрузки угля на одном из пароходов кто-то из голодных военнопленных украл продукты у команды судна. Эсэсовцы построили всех работавших и расстреляли каждого десятого. Я был девятым и остался жив.
Пытался бежать из лагеря в Польше. Поймали, били шомполами до полусмерти. Когда вспоминаю прошлое, трясутся не только руки, но и все тело...

Торпедист первой бригады торпедных катеров Владимир Федорович Иванов:

— К эстонскому берегу судно подогнало совсем близко. Только после войны, во время встречи с ханковцами, я узнал, что этот дрейф спас наш лайнер от торпедирования. Турбоэлектроход был у берега под прицелом батарей противника.
Из Эстонии немцы нас переправили в Финляндию. Финны отделили командиров от рядовых. Направили на восстановительные работы на разрушенном Ханко. Мы пытались перебраться в деревню к крестьянам, откуда легче было бежать. К крестьянам перешли вдвоем с Виктором Архиповым. В деревне меня, за неприлежное отношение к работе и агитацию, финны хотели побить. Виктор схватил вилы и отогнал крестьян. После стычки в деревню приехал финский офицер и угрожал расстрелом.
Филиппова, Маслова, Макарова и меня отделили от других пленных в штрафной лагерь, где мы и пробыли вплоть до заключения мира с Финляндией.
Государственную политическую проверку я проходил в лагере НКВД СССР № 283 город Бобрин Московской области. После этого я пытался как художник-любитель поступить в художественное училище, но меня из-за плена не приняли.
После войны стало известно, что немцы с «И.Сталина» передали финнам около 400 советских военнопленных для восстановления Ханко. Финны придерживались международных законов о гуманном обращении с военнопленными и кормили их сносно. После выхода Финляндии из войны все военнопленные вернулись на Родину.
Финны спасли жизнь и Герою Советского Союза, командиру подводной лодки Лисину. При взрыве лодки его выбросило за борт. Немцы требовали выдать Лисина гестапо, но финны не подчинились.

А что произошло с капитаном судна Николаем Сергеевичем Степановым?
Председатель Совета ветеранов Балтийского морского пароходства Владимир Николаевич Смирнов:

— Смелый, умный, пользующийся большим авторитетом в Балтийском пароходстве, он не был военным. Электромеханик Алексей Онучин и его жена Анна Кальван рассказывали, что Степанов с декабря 1941 года пилил дрова в порту и был лоцманом. Он через Онучина и Кальван передавал данные о перевозках войск и грузов немцев. Не чувствуя за собой никакой вины, он дожидался прихода советских частей.
С вступлением в Таллинн наших войск капитан Николай Сергеевич Степанов исчез. По мнению Н.П.Титова, его расстреляли сразу же «верные слуги» народа.
О судьбе командира лайнера капитана 1-го ранга Евдокимова ходило множество слухов, но ничего определенного разыскать не удалось. По утверждениям Войташевского и других военнопленных, он был в фашистском концлагере, а после тоже исчез.
Онучин и его жена Анна Кальван остались живы и долго работали в Таллинне. По данным на 1990 год, Анна Кальван скончалась, а Онучин тяжело болен и потерял память.

Сын капитана Степанова Олег Николаевич Степанов:

— Последний раз я видел отца 16 ноября 1941 года. Отец собирался в рейс, а я в тот день защищал диплом инженера-механика в институте инженеров водного транспорта. Незадолго перед этим отец сфотографировался, На фото ему 53 года. Ноябрь 1941 года был трагическим. Ленинград в блокаде, Финский залив усеян минами. Мыс отцом предчувствовали: видимся последний раз.

Что же сталось с самим лайнером «И.Сталин», который долгие годы, разбитый, полузатопленный, сидел на камнях вблизи порта Палдиски?
Капитан 1-го ранга в отставке Евгений Вячеславович Осецкий:

— Последний раз я видел турбоэлектроход, вернее, останки его, в 1953 году. В то время я командовал судами вспомогательного флота Таллиннского порта. Проржавевший корпус пытались разрезать на металл, но обнаружили снаряды, уложенные слоями с мешками муки. Сверху лежали истлевшие тела защитников Ханко. Солдаты извлекли погибших, очистили судно от снарядов и разрезали корпус на металл. Где похоронили погибших — не знаю.