Латыши вынесли приговор себе и Латвии
Заместитель директора Института стран СНГ Игорь Шишкин.
Латышская нация, сплоченно поддержав на референдуме политику дискриминации русского населения Латвии, совершила хуже чем преступление, она совершила ошибку. Роковую.
Конец февраля и начало марта ознаменовались целым рядом совершенно беспрецедентных, даже по специфическим меркам прибалтийской демократии, заявлений и инициатив видных представителей латышского правящего слоя:
• лишить граждан страны права изменять некоторые "священные" статьи конституции;
• запретить использование русского языка в детских садах;
• направлять русских детей на воспитание в латышские семьи;
• брать на учет школьников, отмечающих День Победы;
• отчислять русских учащихся из школ за нелояльность к государству;
• лишать гражданства без суда и следствия за все ту же нелояльность к государству.
Апофеозом стал призыв президента Андриса Берзиньша к гражданам страны "склонить головы" перед эсэсовцами, героями борьбы за независимость Латвии.
Причина полной раскрепощенности в словах и инициативах очевидна, и она не в "весеннем обострении", а в эйфории от итогов референдума, на котором латышский народ практически единодушно поддержал политику дискриминации русского населения Латвии.
Правящий класс воспринял итоги референдума, как свою несомненную победу, как карт-бланш на строительство латышской Латвии без учета интересов русской общины, и принялся "ковать железо пока горячо".
Однако подобное восприятие итогов референдума лишний раз подтверждает справедливость древней мудрости - "кого Бог решил погубить, того лишает разума". Празднующие победу латыши явно до сих пор так и не поняли, что референдум был не о статусе русского языка в Латвии, а об их собственном будущем, и что приговор на референдуме они вынесли не русскому языку и русской общине Латвии, а самим себе и латвийскому государству.
До референдума 18 февраля 2012 г. положение в области межнациональных отношений в Латвии принципиально не отличалась от положения в других бывших республиках СССР.
После обретения независимости, почти во всех постсоветских странах, кроме Белоруссии и Российской Федерации (исключая в последней национальные республики, в которых русское влияние было сведено к минимуму), произошло разделение общества по этническому признаку на людей первого сорта - титульная нация, и людей второго сорта - национальные меньшинства, так называемое, "некоренное" или "нетитульное" население. В большинстве новых независимых государств у власти оказались формально демократические, а по сути этнократические режимы. В этом отношении цивилизованную латвийскую государственность от экзотической государственности, созданной Туркмен-баши, отличала только несоизмеримо более тщательная и всесторонняя регламентация политики этнической дискриминации на законодательном уровне, ее тотальное и методичное воплощением в жизнь. Сказалось многовековое немецкое влияние.
В результате, на сегодняшний день в Латвии, члене Европейского Союза, свыше тридцати процентов населения в той или иной мере поражены в правах по этническому признаку. Триста тысяч "неграждан" в двухмиллионной Латвии полностью лишены политических прав, а вся почти семисоттысячная русская община (великороссы, украинцы и белорусы) ограничена в праве получения образования на родном языке и праве его использования в общественной жизни, поставлена под инквизиторский контроль "языковых инспекций". Ничего подобного не смогли достичь ни в одной другой постсоветской этнократии. Даже столь близкие Латвии по степени цивилизованности Эстония и Литва уступили ей пальму первенства в дискриминации русского населения.
Вместе с тем, у проводимой в Латвии (как и в других постсоветских этнократиях) национальной политики была одна крайне важная, существенная особенность - эта политика не делала автоматически неизбежным межнациональный конфликт, не разводила этнические общины по разные стороны баррикад.
Крах СССР произошел в условиях глубочайшего политического, экономического и духовного кризиса. Оказавшиеся у власти в новых независимых государствах силы выражали чьи угодно интересы, но только не интересы народа, включая и титульный.
Поэтому на уровне народного сознания было очевидно, что как действия ельцинского режима не являлись действиями русской нации, так и политика этнической дискриминации не являлась политикой латышской или туркменской нации. Соответственно, оставалась возможность по мере выздоровления общества совместными усилиями всех национальных общин избавиться от наследия 90-х годов, чтобы на основе равноправия и взаимоуважения строить свое будущее в новых геополитических реалиях.
В Латвии так было до референдума. Референдум на этой перспективе поставил крест. Сплоченно проголосовав против уравнивания в правах латышского и русского языков, латышский народ взял на себя всю полноту ответственности за политику этнической дискриминации, ясно заявил, что не откажется от своего привилегированного положения и не допустит никакого равноправия русских в Латвии.
Выбор сделан. Противостояние этнократический режим - русская община перешло в противостояние латышская община - русская община. Межнациональный конфликт в Латвии стал неизбежен.
Конечно, латыши и их либеральные доброхоты в России с такой трактовкой смысла референдума не согласятся. Уже приводятся и будут приводиться "веские" причины, по которым латышская нация, пропитанная европейскими ценностями, была просто обязана во имя торжества демократии и самосохранения выступить против равноправия с русскими (оккупация 1940 г., искусственное изменение этнодемографического баланса, смертельная угроза латышскому языку от русского). Русским же предлагается и будет предлагаться осознать свою вину перед латышами и их великодушие, выразившееся в предоставлении им (русским) права жить в латышской Латвии и даже права интегрироваться в состав этой европейской нации. Но все подобные доводы уже ничего изменить не могут.
Во-первых, привилегии одних и бесправие других везде и всегда обосновывались самыми благородными и высшими соображениями, что нигде и никогда не останавливало борьбу за восстановление попранных прав. Для русской общины Латвии совершенно неважно, чем латыши для себя оправдывают политику этнической дискриминации.
Во-вторых, аргументация права латышей на привилегированное положение дается на столь низком интеллектуальном уровне, что нет никаких шансов заразить русских комплексом вины и заставить их смириться с поражением в правах. Приведу только несколько примеров:
1. Для того чтобы убедиться, что никакой "оккупации" в 1940 г. не было, вовсе необязательно заниматься историческими изысканиями, достаточно открыть любой словарь по международному праву и узнать значение этого термина. К событиям 1940 г. он просто не применим. Латышам может не нравиться смысл тех или иных терминов, им может не нравиться то, как прошли те или иные события в прошлом, но это ничего не меняет. Бывшее не становится небывшим, и наоборот. Даже председатель комиссии по иностранным делам Сейма Латвии Вайра Паэгле вынуждена была признать очевидное: концепция оккупации - не отражение исторической реальности, а средство дискриминации русской общины. "Если мы отказываемся от концепции оккупации, то ставим под угрозу нашу политику в отношении гражданства, в отношении неграждан и их прав" - заявила она.
2. Территория современной Латвии многие века принадлежала русским. Поэтому бессмысленно пытаться убедить русских в том, что они "понаехавшие" в процветающую Латвию гастарбайтеры, которые должны знать свое место, а не требовать равных прав с хозяевами. Русские на этой земле такие же хозяева, как и латыши.
3. Ни о каком искусственном изменении этнодемографического баланса после Великой Отечественной войны также нет оснований говорить. Скорее, правомерно вести речь о его восстановлении. На территории, входящей ныне в состав Латвии, столетиями проживало несколько различных этнических общин. При этом на латышскую общину в начале двадцатого века приходилось чуть больше 60% населения. Катаклизмы первой половины ХХ века резко изменили этнический баланс территории. Немецкая община почти полностью "исчезла" в период первой независимости Латвии. Еврейскую общину уничтожили во время войны.
В послевоенное время политика советского правительства позволила восстановить традиционное для данной земли этническое разнообразие, без какого-либо ущерба для латышской нации: латышская община по-прежнему является самой многочисленной, и составляет все те же шестьдесят с небольшим процентов населения.
4. Совершенно не понятно, на какой умственный уровень рассчитан многократно с надрывом и слезой произносимый тезис о том, что для латышского языка смертельно опасно уравнивание его в правах с русским, что, только будучи единственным государственным, он имеет шанс сохраниться и сохранить маленькую, но гордую латышскую нацию.
Латышской государственности два раза по двадцать лет с разрывом в полвека, а латышскому языку века и века. Не трудно догадаться, что не статус единственного государственного и не количество русских, принужденных на нем разговаривать, определяют его жизнеспособность. Вся система аргументации права латышей на привилегированное положение, права на дискриминацию русской общины настолько шита белыми нитками, что не понимать этого нельзя. Если не понимают - значит, не хотят понимать. Соответственно, ни о каких "веских" причинах, вынудивших латышей проголосовать против равноправия русской общины, не может быть и речи. Это был их свободный выбор, за который никто кроме них не отвечает. Другой вопрос - понимают ли латыши последствия своего выбора?
Предсказание будущего - дело неблагодарное и ненадежное. Вместе с тем, не трудно с большой долей вероятности предвидеть поведение народа в тех или иных обстоятельствах, зная его реакцию на аналогичные ситуации в прошлом. Поэтому вместо гадания о будущем, лучше обратиться к прошлому. Тем более, что русский народ не впервые оказывается в положении разделенного и не в первый раз русские общины на отторгнутых территориях подвергаются дискриминации. В качестве примера возьмем близкую Латвии Польшу, с историей которой тесно переплетена история латышского этноса.
Разделы Польши являются величайшими трагедиями польского народа, его незаживающими ранами. На международной арене за Польшей и польской нацией прочно закрепился образ "страны-жертвы" и "народа-страдальца". Главным обвиняемым всегда выступает русский империализм, хотя, достается и немцам за соучастие, а всем остальным за невмешательство и равнодушие к судьбе свободолюбивого народа. При этом обычно обходится стороной вопрос об ответственности за разделы Польши самих поляков. Но в свете латышского выбора на референдуме именно данный вопрос сейчас приобретает особую актуальность.
С.М.Соловьев в капитальном исследовании "История падения Польши" на первое место среди главных причин польской катастрофы поставил не империалистические устремления соседей, а мощное "русское национальное движение, совершавшееся, как прежде, под религиозным знаменем".
"В 1653 году, - писал Соловьев, - посол Московского царя Алексея Михайловича князь Борис Александрович Репнин потребовал от польского правительства, чтобы православным русским людям вперед в вере неволи не было и жить им в прежних вольностях. Польское правительство не согласилось на это требование, и следствием было отпадение Малороссии. Через сто с чем-нибудь лет посол Российской императрицы, также князь Репнин, предъявил то же требование, получил отказ, и следствием был первый раздел Польши".
Екатерина II, едва взойдя на престол, сочла для себя необходимым сделать защиту прав соотечественников за рубежом (по тем временам в Польше) одним из приоритетов во внешней политике России. Причем первоначально речь шла именно о правозащитной политике, а не о восстановлении территориальной целостности русского государства и полном освобождении русской нации от иноплеменного ига. Русскому послу в Польше было поручено взять соотечественников под свое особое покровительство и добиться их уравнивания в религиозных, политических и экономических правах с поляками.
Князю Н.В.Репнину, направленному в 1763 г. в Варшаву, императрица в Инструкции особо предписала "защищать единоверных наших при их правах, вольностях и свободном отправлении Божией службы по их обрядам, а особливо не только не допускать впредь отнятия церквей и монастырей с принадлежащими им землями и другими имениями, но и возвратить при первом удобном случае все прежде у них отнятые". Поставленная задача оказалась почти неразрешимой. Польское католическое большинство и слышать не желало об отказе от привилегий и о равенстве прав с диссидентами (так тогда именовали всех некатоликов и неуниатов Речи Посполитой). Даже лидеры правящей "пророссийской партии" князья Чарторыйские открыто заявляли, что скорее пойдут на изгнание всех диссидентов из Польши, чем согласятся допустить их на равных правах с поляками во властные структуры государства.
Один из вождей оппозиции краковский епископ Солтык и вовсе провозглашал: "Не могу без измены отечеству и королю позволить на увеличение диссидентских прав. Если б я увидел отворенные для диссидентов двери в Сенат, избу посольскую, в трибуналы, то заслонил бы я им эти двери собственным телом - пусть бы стоптали меня. Если б я увидел место, приготовленное для постройки иноверного храма, то лег бы на это место - пусть бы на моей голове заложили краеугольный камень здания".
Только в 1768 г. под колоссальным давлением России польский Сейм был вынужден признать равенство православных граждан Польской республики с католиками. При этом особо оговорив господствующее положение католической церкви и исключительное право католиков на королевскую корону.
Однако поляки закон не приняли. Для них равноправие с русскими было равносильно отказу от всех польских вольностей. Польша запылала. По образному определению В.О.Ключевского началась "польско-шляхетская пугачевщина <...> разбой угнетателей за право угнетения". Как писала Екатерина II, поляки "одною рукою взяли крест, а другою подписали союз с турками. Зачем? Затем, чтобы помешать четверти польского народонаселения пользоваться правами гражданина".
Результат известен. Ровно 240 лет назад в 1772 г. Белоруссия, благодаря победам русского оружия над турками и барскими конфедератами, освободилась от польского ига и воссоединилась с Великороссией и Малороссией в едином русском государстве. Произошел Первый раздел Речи Посполитой.
Опыт поляков ничему не научил. При первом же удобном случае (как им казалось), заручившись союзом с Пруссией, они "насладились удовольствием лягнуть льва, не разобравши, что лев не только не был при смерти, даже не был и болен" - православным русским перекрыли дорогу в Сенат и Постоянный совет (правительство), резко ограничили русское представительство на провинциальных сеймах. Более того, поляки попытались отколоть православные приходы Польши от Русской Православной Церкви. В реалиях того времени разделение церкви могло означать разделение русской нации. "Польша стала грозить разделением России, и Россия должна была поспешить политическим соединением предупредить разделение церковное".
Свершилось то, что должно было свершиться. Угнетатели не захотели отказаться от угнетения. Выхода не было - пришлось полностью избавить их от угнетенных.
На неизбежность такой развязки указывал еще Н.И.Костомаров: "Дело о не-католиках в Польше было не таково, чтобы русская императрица могла бросить его". При этом, вопреки всем современным штампам о "стране-жертве" и "народе-страдальце" Н.И.Костомаров полагал, что "приобретение Екатериной от Польши русских провинций едва ли не самое правое дело".
За возможность избавить соотечественников от дискриминации России пришлось предоставить Пруссии и Австрии свободу рук в отношении собственно польских земель, что и привело к исчезновению польского государства на сто с лишним лет. Но почему Екатерина Великая должна была принимать во внимание интересы Польши, когда последняя не желала принимать во внимание интересы российских соотечественников? Императрицу совершенно справедливо волновал только захват Австрией Русского воеводства Польши (современная Галиция), которое ей так и не удалось обменять на завоеванные турецкие земли.
Обретя в 1918 г. независимость, Польша к 1921 г. захватила у охваченной Гражданской войной России часть западнорусских земель на Украине и в Белоруссии. В составе Второй Речи Посполитой вновь оказалось русское меньшинство и польское большинство. И все повторилось. Русская община сразу же была поражена в правах. Начался активный процесс полонизации. Если до оккупации в Западной Белоруссии было 400 белорусских школ, 2 учительские семинарии и 5 гимназий, то к 1939 г. все они были преобразованы в польские. Две трети православных храмов превратили в костелы. В 1938 г. Президент Польши подписал специальный декрет, в котором провозглашалось, что польская политика в отношении православия должна "последовательно привести к нивелированию русского влияния в православной церкви и тем самым ускорить процесс ополячивания среди так называемых белорусов".
Однако если в схожих обстоятельствах поляки повели себя так же, как и их предки полтора века назад, то не изменились и русские. На оккупированных территориях, несмотря на репрессии польских властей, украинцы и белорусы от года к году все более активно начинают отстаивать свои права. Россия, именуемая теперь СССР, стремительно восстанавливается после распада империи и Гражданской войны. К несчастью Второй речи Посполитой лев снова оказался жив. 17 сентября 1939 г. начинается Освободительный поход Красной Армии. Угнетателей опять избавили от угнетенных, только теперь уже на всех русских территориях, включая Галицию.
Как и в конце XVIII в. освобождение украинцев и белорусов от польского ига потребовало предоставления свободы рук немцам на этнических польских землях. Но у Сталина оснований ставить интересы Польши выше интересов соотечественников и безопасности советского государства было еще меньше чем у Екатерины Великой. За политику, как в отношении русской общины, так и Советской России, никто кроме поляков ответственность не несет. Они ее выбрали сами.
Несомненно, в отличие от времен Алексея Михайловича и Екатерины II, в 1939 г. дискриминация соотечественников не была главной причиной краха польского государства. Вместе с тем, нельзя отрицать, что этот фактор оказывал существенное влияние на мотивацию людей и в СССР и на оккупированных территориях. Не случайно советская власть сочла необходимым назвать поход Красной Армии - "Освободительным". Как видим на примере разделов Польши, ответом на дискриминацию русских на отторгнутых от России территориях всякий раз являлось развитие событий по одному и тому же алгоритму:
• русская община не смирялась, не эмигрировала и не ассимилировалась, а боролась за равноправие;
• российское государство оказывалось вовлеченным в борьбу за права соотечественников, что и приводило к радикальному разрешению проблемы.
Так было в XVII веке, в XVIII веке, и в XX веке. Есть все основания предполагать, что так будет и в веке XXI.
Катастрофу 90-х гг. русская нация пережила. Наблюдается, хотя и медленный, но неуклонный подъем ее жизненных сил, рост русского национального самосознания. На беду постсоветским этнократиям, лев опять не умер.
На референдуме в Латвии русские впервые сплоченно выступили против политики этнической дискриминации. Тем самым они однозначно заявили, что не намерены больше мириться с положением граждан второго сорта, "низшего экономического класса" в латышском государстве. Как не намерены ни эмигрировать, ни ассимилироваться. Русская община Латвии выбрала путь борьбы за свои права. Каким образом будет проходить эта борьба, в каких формах - предугадать невозможно, но тенденция очевидна.
Одновременно начинается и процесс вовлечения российского государства в защиту прав соотечественников. В.В.Путин в программной статье "Россия и меняющийся мир" счел необходимым особо подчеркнуть: "Мы будем самым решительным образом добиваться выполнения властями Латвии и Эстонии многочисленных рекомендаций авторитетных международных организаций относительно соблюдения общепризнанных прав национальных меньшинств. С существованием позорного статуса "неграждан" мириться нельзя. Да и как можно мириться с тем, что каждый шестой латвийский житель и каждый тринадцатый житель Эстонии как "неграждане" лишены основополагающих политических, избирательных и социально-экономических прав, возможности свободно использовать русский язык".
Конечно, в российском правящем классе есть достаточно могущественные силы, которым нет никакого дела до нужд и интересов русской нации. Достаточно вспомнить заявление Д.А.Медведева о том, что дискриминация русского населения в Латвии - внутреннее дело латвийского государства. Журналисту, который задал ему вопрос о положении соотечественников в Латвии, Президент России (и ее будущий премьер) ответил: "Я считаю, что эти вопросы, вообще-то, нужно задавать нашим коллегам, потому что речь идёт о ситуации, которая в Латвии, а не в России".
При всей своей известной приверженности либеральным ценностям Д.А.Медведев, как только речь зашла о правах русских, тут же забыл фундаментальный принцип либерализма, да и всего современного международного права, - соблюдение прав человека не являются внутренним делом государства.
Показательно и недавнее назначение Константина Косачева главой Россотрудничества и спецпредставителем Президента РФ по связям с СНГ. На постсоветском пространстве он "прославился" заявлением о том, что Кремль не будет настаивать на выполнении Януковичем предвыборного обязательства придать русскому языку статус государственного, т.к. уравнивание в правах русского и украинского языков опасно для суверенитета Украины. "Да, существует проблема русского языка, ясно, что значительная часть населения Украины продолжает им пользоваться, считая родным. Но так же очевидно, что если дать этому языку такие же полномочия и свободы как украинскому, то от этого мог бы пострадать уже украинский язык, что было бы совершенно неправильно для судьбы государственности, суверенитета Украины", - сказал Косачев, отныне главный в российской власти защитник прав соотечественников.
Примеров откровенной сдачи российским правящим классом интересов российских соотечественников можно привести много. Но они вовсе не отменяют того очевидного и несомненного факта, что начинается процесс вовлечения российского государства в борьбу за права русских на постсоветском пространстве.
Если бы судьба русской нации зависела от доброй или злой воли конкретных правителей или высокопоставленных чиновников, то никаких русских уже давно бы не было.
Нежели кто-то думает, что немка Екатерина, едва вступив на престол, начала борьбу за права русского православного народа в Польше из любви к православию, русской нации или России. Как писал В.О.Ключевский: "Предшественник ее оскорбил национальное чувство, презирая все русское <...> Екатерина обязана была действовать усиленно в национальном духе, восстановить попранную честь народа". Именно поэтому полагал В.О.Ключевский: "Диссидентское дело о покровительстве единоверцев и прочих диссидентов, как тогда выражались, об уравнении их в правах с католиками было особенно важно для Екатерины, как наиболее популярное". Во имя своих интересов Екатерина II подчинила внешнюю политику страны интересам русской нации, и стала Екатериной Великой.
Даже если за словами В.В.Путина и не последует реальных дел, и они окажутся лишь предвыборным пиаром, показательно уже то, что для победы на президентских выборах такие слова считают необходимым произносить. Подобно тому, как необходимо стало особо поднимать вопрос о нуждах русской нации, и ее роли в российском государстве. Вплоть до совершенно "крамольного" по меркам недавнего прошлого заявления В.В.Путина: "Русский народ является государствообразующим - по факту существования России". В президентские кампании 2004 и 2008 гг. такого и в помине не было.
Если в 90-е гг. российские политики позволяли себе открыто демонстрировать презрение ко всему русскому, то ныне так поступают лишь маргиналы. Теперь русские интересы начинают учитывать. Скоро придется с ними считаться. Не за горами то время, когда ими будут руководствоваться. Цвет времени меняется на глазах.
Нельзя предугадать - нынешняя или следующая генерация правителей России сочтет за благо для себя стать выразителями интересов русской нации. Но, по большому счету, это уже проблема не нации, а проблема будущего самих правителей.
Главное в другом: в ответ на дискриминацию русской общины события и в Латвии, и в России начинают развиваться по веками отработанному алгоритму. Русские и в XXI в. остались русскими.
Если же кто-то в Латвии считает, что в XXI веке все принципиально отличается от прошлых веков, что членство в НАТО является гарантией безнаказанной дискриминации русских, тогда им следует вспомнить, что и поляки думали так же.
Польский вице-канцлер Борх незадолго до гибели Речи Посполитой убеждал сомневающихся в безопасности проводимой республикой национальной политики: "России бояться нечего; хотя она и победила турок в эту кампанию, то, конечно, будет побеждена в будущую; да если бы этого и не случилось, то вся Европа, чтобы воспрепятствовать усилению России, вступится за Польшу, особенно Австрия, которая, верно, не будет смотреть сложа руки на победы русских над турками и вступится за Польшу".
Потом считали надежной гарантией шляхетской вольности угнетать русских союзные договоры с Пруссией, Францией, Великобританией. Последствия известны.
Сейчас Запад, действительно, во имя своих геополитических интересов полностью поддерживает дискриминацию русских латышским режимом, но геополитическая картина мира стремительно изменяется, меняется баланс сил, меняются интересы. Ничего незыблемого нет. Во всяком случае, от Латвии совершенно не зависит, что будут считать соответствующим своим интересам ведущие страны Запада в недалекой перспективе. В то время как от России зависит, и с каждым годом все сильнее.
Поэтому есть все основания утверждать, что, проголосовав на референдуме против равноправия русских в Латвии, взяв на себя всю ответственность за дискриминацию русской общины, латышский народ связал свою судьбу и судьбу Латвии с обреченным на крах этнократическим режимом. Это хуже чем преступление, это ошибка. Причем ошибка роковая.
