КАК БРАЛИ БЕРЛИН
РЕТРОСПЕКТИВА
ЗАПАДНЫЕ СОЮЗНИКИ УСТУПИЛИ СТОЛИЦУ РЕЙХА СТАЛИНУ, И ТОТ СТРЕМИЛСЯ ПОБЫСТРЕЕ ЕЕ ЗАХВАТИТЬ
В советской историографии принято было считать Берлинскую операцию одной из решающих битв Второй мировой войны и одним из образцов нашего военного искусства. В этом некоторые российские ученые и публицисты доныне стремятся убедить сограждан. Ну о военном искусстве мы еще поговорим. Пока же заметим: то, что состоялось кровопролитное сражение за Берлин, в котором Красная армия потеряла более 300 тысяч человек только убитыми, во многом результат случайного стечения обстоятельств. Если бы Гитлер или западные союзники предприняли весной 1945-го некоторые действия, кстати сказать, ранее ими планировавшиеся, ход (но не исход) последних боев мог бы быть несколько иным.
ВСЕ БЫЛО РЕШЕНО ЗАРАНЕЕ
Сталин рассматривал овладение Берлином Красной армией как одну из основных целей войны. С его точки зрения, взятие советскими войсками столицы рейха должно было подчеркнуть решающую роль СССР в победе над нацистской Германией и иметь важное пропагандистское влияние на общественное мнение в странах-союзницах.
Еще на конференции в Ялте были определены зоны оккупации Германии и достигнута договоренность, что Берлин, отнесенный к советской зоне оккупации, будет находиться под совместным управлением четырех держав-победительниц. Может показаться, что это диктовалось тогдашней стратегической обстановкой. Ведь в те дни, когда Сталин принимал Рузвельта и Черчилля в Крыму, соединения РККА уже захватили плацдармы на Одере, откуда открывался прямой путь на Берлин, тогда как англо-американские войска еще не преодолели Рейн. Однако на самом деле тут превалировали географические и геополитические соображения.
К тому моменту, когда открылась Ялтинская конференция, и в ходе ее было в принципе решено, что Польша получит все немецкие земли восточнее Одера, а часть Восточной Пруссии с Кенигсбергом отойдет СССР. Собственно Германией отныне считалось лишь пространство между Одером и Рейном. Если бы Берлин оказался в британской зоне оккупации, советские войска контролировали бы только небольшую немецкую территорию восточнее Берлина, где крупнейшим городом являлся Дрезден. В этом случае советская оккупационная зона была бы значительно меньше каждой из западных оккупационных зон. Такое «размежевание» закрепляло бы приниженное положение СССР в деле будущего совместного управления Германией, которое союзники по антигитлеровской коалиции провозгласили в качестве одной из основ будущего прочного мира в Европе.
Сталин на такое унижение никогда бы не согласился, и его западные партнеры по переговорам это прекрасно понимали. Они всерьез рассчитывали на сотрудничество с Москвой в решении германского вопроса, по крайней мере в первые послевоенные годы, и потому намеревались соблюдать принципы равенства сторон при распределении оккупационных зон. Да и эффективных средств давления на Сталина у лидеров США и Великобритании не имелось. Ни Рузвельт и Черчилль, ни сменившие их Трумэн и Эттли не собирались начинать войну или даже просто вступать в конфронтацию в центре Европы с СССР. Для этого не было ни достаточных сил, ни, что еще важнее, поддержки со стороны общественного мнения.
Правда, к дядюшке Джо в Вашингтоне и Лондоне все же относились настороженно. Черчилль, например, опасался, что продвижение Красной армии на запад продолжится и после победы над рейхом. Поэтому едва Германия капитулировала, премьер Соединенного Королевства отдал приказ Генеральному штабу разработать планы возможного военного противодействия СССР, если он попытается силой захватить часть советской оккупационной зоны, занимаемой войсками западных государств, а также подумать над способами, позволяющими «навязать России волю Соединенных Штатов и Британской империи», чтобы обеспечить «справедливое решение польского вопроса». Однако все расчеты показывали, что быстро разбить РККА не удастся и придется вести затяжную тотальную войну. Допускалось даже (несмотря на всю фантастичность такого предположения), что СССР заключит союз с Японией.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЭЙЗЕНХАУЭРА
Но вернемся к последним неделям Второй мировой войны. Определение разграничительных линий между зонами оккупации в Ялте вовсе не означало, что советские и англо-американские войска встретятся именно на установленных рубежах. Сталин больше всего опасался, что западные союзники могут раньше Красной армии войти в Берлин. Такой вариант развития событий он рассматривал как серьезный удар по престижу СССР.
28 марта 1945 года после окружения крупной немецкой группировки в Руре главнокомандующий союзными силами в Европе американский генерал Дуайт Эйзенхауэр обратился с личным посланием к Сталину, где предлагал, чтобы подчиненные ему дивизии и соединения РККА встретились на линиях Эрфурт - Лейпциг - Дрезден и Вена - Линц - Регенсбург. Он хотел направить главные усилия к югу от Берлина, полагая, что наиболее мощная группировка вермахта сосредоточена в южной Германии, Австрии и Чехословакии. В ответной телеграмме 1 апреля Сталин сознательно дезинформировал Эйзенхауэра, заявив, что согласен с его оценкой ситуации и что «Берлин потерял свое прежнее стратегическое значение, поэтому советское Главнокомандование думает выделить в сторону Берлина второстепенные силы». При этом Сталин утверждал, что главный удар советских войск будет нанесен только во второй половине мая. А сам спешно начал готовить наступление на германскую столицу, начавшееся 16 апреля.
Но так ли был неправ Эйзенхауэр в своей оценке обстановки? Ведь в Чехословакии действовала группа армий «Центр» - самая многочисленная и хорошо оснащенная немецкая группировка. Кроме того, в германских войсках, сражавшихся в Австрии и южной Германии как с РККА, так и с армиями западных союзников, насчитывались больше солдат и офицеров, чем в соединениях вермахта, находившихся в районе Берлина и севернее.
Возьмем Восточный фронт. В группу армий «Висла», оборонявшую столицу рейха и северную Германию, входило около 22 дивизий далеко не полного состава. А в группе армий «Центр» имелось до 45 дивизий, в группе армий «Юг» (в дальнейшем - «Австрия») - до 35 дивизий, причем гораздо лучше укомплектованных. На южном крыле Западного фронта англо-американцам противостояла 51 немецкая дивизия, тогда как на северном - только 17 дивизий (еще до трех находилось в Дании). Кроме того, в Австрию могла отступить из Италии группа армий «Ц» - это примерно 24 дивизии.
Такое распределение соединений вермахта объяснялось планами Гитлера попытаться продолжить борьбу в так называемой Альпийской крепости. Фюрер не отказывался от них даже тогда, когда началось генеральное советское наступление на Берлин. Продолжалась эвакуация на юг правительственных учреждений и архивов. Только 21 апреля вождь Третьего рейха принял окончательное решение остаться в столице, осознав, что смерть здесь будет лучше выглядеть в исторической перспективе, чем безвестная гибель в какой-нибудь богом забытой горной деревушке.
РАСЧЕТЫ ГИТЛЕРА И РЕАЛИИ
К тому дню Гитлер потерял всякую надежду на возникновение вооруженного конфликта между СССР и западными союзниками. Она ненадолго вспыхнула после того, как 12 апреля скончался президент США Франклин Рузвельт. Американские войска, вышедшие к Эльбе и овладевшие плацдармами на ее восточном берегу, не начали оттуда наступление на Берлин. Это должно было быть воспринято фюрером как свидетельство того, что между Москвой, Вашингтоном и Лондоном существует какая-то предварительная договоренность о линиях разграничения в Германии. Поэтому он снял с Эльбы 12-ю армию генерала Венка и бросил ее к Берлину, чтобы продлить агонию города.
Если бы американцы не остановились 13 апреля на плацдармах за Эльбой в 85 км от германской столицы, а продолжили продвижение на Берлин, 12-й армии не только не удалось бы нанести успешный контрудар по одному из этих плацдармов, но и просто продержаться больше суток. Ведь она насчитывала порядка 35 тысяч человек и выстоять против 9-й американской армии численностью не менее 200 тысяч не могла.
Эйзенхауэр и Брэдли, командовавший 12-й группой армий, утверждали, что наступление на Берлин грозило американским войскам потерей 100 тысяч человек убитыми и ранеными. Вольно или невольно, но возможный урон они значительно преувеличивали - очевидно, для того, чтобы чисто военными соображениями замаскировать перед своими подчиненными преимущественно политическую составляющую решения не брать Берлин (нежелание раздражать Сталина, считавшего столицу рейха своей законной добычей).
На самом деле, если бы 9-я армия перешла Эльбу, а части 1-й американской армии вышли к ней, отбрасывая противостоявшие им две дивизии 12-й германской армии, Венку пришлось бы плохо. Что бы он мог сделать со своими силами, по численности не превышавшими армейский корпус и почти лишенными танков? Однако 15 апреля командующий 9-й американской армией Симпсон получил приказ не наступать на Берлин, а стоять на Эльбе, что чрезвычайно расстроило и генерала, и его подчиненных. Он-то полагал, что уже через два-три дня достигнет столицы рейха.
А вот если бы американское продвижение на Берлин продолжилось, в стратегии Гитлера могли бы произойти драматические перемены. Видя, как с запада к городу стремительно приближаются американские танки, а на востоке советские войска уже начинают разведку боем, он, вполне вероятно, последовал бы своему первоначальному плану и отправился на юг, в Альпийскую крепость. Теша при этом себя мечтой, что в районе Берлина между советскими и американскими войсками произойдут боевые столкновения и это спасет Германию от краха.
Разумеется, подобные расчеты были построены на песке, но если бы Гитлер отбыл на юг, война могла бы затянуться еще на одну-две недели. Вместе с тем наверняка уменьшились бы потери советских войск, наступавших на Берлин. Тогда основные бои шли бы в Альпийской крепости, где находился бы фюрер. Не исключено, что в данном случае местом своей гибели и главным центром сопротивления он выбрал бы Нюрнберг - город партийных съездов НСДАП.
Можно также предположить, что Гитлер, повернув 12-ю армию Венка от Эльбы к Берлину, надеялся помимо всего прочего на то, что американцы двинутся след за ней к Берлину и столкнутся с русскими на подступах к столице рейха. А тогда он переберется на юг. Напомню, что последний самолет с новым главкомом люфтваффе фельдмаршалом Греймом вылетел утром 29 апреля. Но к тому времени уже было ясно, что антигитлеровская коалиция остается прочной, а Альпийская крепость потерпела крах. 20 апреля американцы овладели Нюрнбергом, а 26 апреля форсировали Дунай.
В реальности на пути к Берлину развернулась гонка не между советскими и американскими войсками, а между соединениями 1-го Белорусского фронта маршала Жукова и 1-го Украинского фронта маршала Конева. Это «состязание», устроенное Сталиным, сделало военачальников злейшими врагами.
СОВСЕМ ИНЫЕ ЦИФРЫ...
Тут надо сказать, что хотя Сталин и поощрял соперничество своих маршалов, но лишь до определенного предела. Ему, несомненно, хотелось, чтобы основную часть германской столицы захватил Жуков - его заместитель на посту Верховного главнокомандующего. Поэтому сил и средств у 1-го Белорусского фронта было почти вдвое больше, чем у 1-го Украинского.
Войска трех советских фронтов, непосредственно участвовавшие в Берлинской операции, насчитывали 2,1 миллиона человек. Ни Сталина, ни Жукова не смущало, что наступать придется через немецкие укрепленные позиции на Зееловских высотах. Вероятно, надеялись, что подавляющее превосходство в людях и технике позволит быстро сломить немецкое сопротивление, тем более что у вермахта уже ощущалась нехватка боеприпасов. К тому же у него было очень мало танков и штурмовых орудий. Один только фронт Жукова имел свыше трех тысяч бронированных машин, а противник на Зееловских высотах - 587.
На научно-практической конференции, посвященной итогам Берлинской операции, которая состоялась в апреле 1946 года, Жуков заявил, что немецкая группировка, действовавшая против трех советских фронтов, насчитывала 500 тысяч человек. В дальнейшем советские маршалы и историки, чтобы оправдать затягивание битвы за Берлин и большие потери советских войск, утверждали, будто здесь у противника было около миллиона солдат и офицеров, а в армии Венка - еще 200 тысяч.
Однако на самом деле численность последней в момент похода к Берлину не превышала 35 тысяч человек, а гарнизона столицы (56-й танковый корпус и отдельные части) - 50 тысяч. Южнее Берлина были окружены соединения 9-й германской армии, в которых имелись до 40 тысяч военнослужащих. В десятке немецких дивизий, действовавших севернее Берлина, насчитывались не более 100 тысяч солдат и офицеров.
Даже принимая во внимание потери, понесенные противником при прорыве советскими войсками обороны на Одере и Нейсе (до 50 тысяч убитых, раненых и пленных), общая численность группы армий «Висла» перед началом наступления на Берлин вряд ли была больше 275 тысяч человек. И даже с учетом возможного получения в дальнейшем пополнения из фольксштурма едва достигала 300 тысяч.
Замечу, что все оценки носят условный характер, поскольку нет точных данных об укомплектованности немецких соединений. Известно только, что все дивизии вермахта были далеки от штатной численности. Советские же генералы каждую из них считали полнокровной, вот так и появилось в речах и на бумаге больше миллиона неприятельских солдат. В действительности в соединениях только 1-го Белорусского фронта имелись около миллиона человек, которым на Зееловских высотах противостояли чуть более 100 тысяч германских военнослужащих.
Самым оптимальным вариантом проведения Берлинской операции стало бы нанесение главного удара южнее Берлина, в обход укреплений на Зееловских высотах. Обойти их с севера было гораздо труднее, поскольку здесь следовало преодолеть такое серьезное препятствие, как Одер в его нижнем течении. Однако подобный план делал главным действующим лицом грядущего сражения не Жукова, а Конева. Конечно, вроде бы ничего не стоило произвести рокировку, поменяв их местами. Но совсем недавно, перед Висло-Одерской операцией такая рокировка уже произошла: командующего 1-м Белорусским фронтом поляка Рокоссовского Сталин поставил во главе войск 2-го Белорусского фронта, а на освободившуюся должность назначил Жукова, поскольку предполагалось, что именно 1-й Белорусский будет брать Берлин.
Новая перетасовка накануне последней крупной операции Великой Отечественной войны была нежелательна, могла внести некоторое замешательство и затруднить управление. Сталин понадеялся, что Зееловские высоты для Жукова серьезным препятствием не станут. И ошибся.
Между прочим в боях в Померании в феврале - апреле 1945 года, непосредственно предшествовавших наступлению на Берлин, урон Красной армии был тоже совсем не таким, как принято официально считать. Утверждается, будто в Восточно-Померанской операции войска 1 и 2-го Белорусского фронтов потеряли погибшими и пропавшими без вести 55 315 человек, включая 2575 солдат и офицеров 1-й армии Войска Польского. Однако ее безвозвратные потери, по официальным польским данным, составили 8,2 тысячи военнослужащих, в том числе 5,4 тысячи убитыми и 2,8 тысячи пропавшими без вести. Это в 3,2 раза больше официальных российских цифр.
Если предположить, что в той же пропорции был занижен урон советских соединений (на то есть основания: в ту пору в польских штабах донесения писали советские офицеры, как и в штабах РККА), то безвозвратные потери Красной армии в Восточно-Померанской операции можно оценить в 176 149 погибших и пропавших без вести, а в Берлинской - в 316,4 тысячи человек. Восточно-Померанская операция продолжалась 54 дня, а Берлинская - 23. Соответственно средние ежедневные безвозвратные потери во время боев в Восточной Померании были в 4,2 раза выше потерь в ходе наступления на Берлин. Такой оказалась плата за стремление взять столицу рейха побыстрее и любой ценой.
ПОРАЗИТЕЛЬНЫЕ ОШИБКИ
Как ни странно, но с точки зрения разведки позиций противника и взаимодействия войск в наступлении Берлинская операция была подготовлена довольно плохо. Советская авиация почти полностью господствовала в воздухе и имела возможность беспрепятственно наблюдать за немцами. Тем не менее Конев после войны справедливо критиковал Жукова за то, что он, командуя 1-м Белорусским фронтом, во время Берлинской операции недооценил «имевшиеся данные о преднамеренном отводе войск противника на Зееловские высоты, находившиеся в 6-8 км от переднего края. В результате неправильной оценки обстановки войска фронта, подойдя к сильно укрепленным Зееловским высотам, вынуждены были штурмовать их без достаточной подготовки, что повлекло за собой... медленный по темпам прорыв обороны противника в полосе наступления 1-го Белорусского фронта». В результате мощная артподготовка пришлась практически по пустому месту.
Однако и на 1-м Украинском фронте, которым командовал Конев, была допущена та же самая ошибка. Как свидетельствует В. Р. Кабо, артиллерист-наводчик в частях в составе 4-й гвардейской танковой армии, «в ночь на 16 апреля мы получили приказ выдвинуться на исходный рубеж и заняли участок леса на высоком берегу реки. На противоположном берегу зарылись в землю немцы. По сигналу ракеты ударили наши орудия и реактивные минометы, началась артиллерийская подготовка. Такому я свидетелем еще не был - это был сплошной вой и грохот, в котором невозможно было различить отдельные выстрелы, воздух дрожал, над долиной реки стояло зарево огня, и все это продолжалось, как мне показалось, несколько часов. Расчет моего орудия стрелял и стрелял, опорожняя один снарядный ящик за другим. Едва забрезжил рассвет, наши войска перешли в наступление и форсировали реку. Первыми туда ушли танки, потом навели мост и по нему двинулся поток машин - артиллерия и пехота. Противоположный берег был перепахан воронками разрывов. Казалось, там не оставалось ни одного квадратного метра земли, над которым бы не пронесся адский смерч огня и металла. Никаких признаков жизни там уже не было, но не было видно и убитых. Немцы ушли».
Даже в последних сражениях войны советские войска тактически проигрывали немцам, несмотря на свое подавляющее превосходство, однако это не могло уже иметь никаких стратегических последствий.
