Первая реабилитация
Из истории борьбы за власть в Советском Союзе (1937-1940 гг.)

Двадцать пятого ноября 1938 года народным комиссаром внутренних дел СССР стал Л.П. Берия, сменивший на этом посту Н.И. Ежова. Берия пришел к руководству «органами» в условиях либерализации, которая сопровождалась первой крупномасштабной реабилитацией «врагов народа». Всего «при Берия» были освобождены и реабилитированы 837 тысяч человек. Какова же подоплека тех событий?

1. Войны кланов

Для того, чтобы понять суть произошедшего в 1937-1938 годах, необходимо коснуться предыстории «Большого террора». Сложная, можно даже сказать критическая, ситуация сложилась в органах госбезопасности еще в 1920-е годы. Ф.Э. Дзержинский, «чекист номер один», под конец своей жизни сосредоточился на работе в Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ) и упустил из рук важные рычаги руководства политическим сыском. В результате внутри ОГПУ сложилось как бы параллельное руководство, которое осуществлял заместитель «железного Феликса» Г.Г. Ягода, родственник некогда могущественного председателя ВЦИК Я. М. Свердлова. Он сколотил внутриаппаратную группу (К.В. Паукер, М.И. Гай и др.), стоявшую на позициях «ведомственного сепаратизма». Если Дзержинский не замыкался на ВЧК-ГПУ, позиционируя себя как общепартийного и общегосударственного деятеля, то группа Ягоды представляла собой этакую «полицейскую мафию».

В 1926 году Дзержинский умер, после чего Сталин сумел поставить во главе ОГПУ своего человека – В.Р. Менжинского. Тем самым он планировал поставить органы под жесткий партийно-государственный контроль. Однако, эффект от этого кадрового маневра был невелик – Менжинский болел, поэтому группа Ягоды сумела сохранить и даже укрепить свои позиции.

Между тем, в конце 1920-х годов у Ягоды появился серьезный конкурент – Е.Г. Евдокимов, который сделал головокружительную карьеру на борьбе с северокавказским бандитизмом и на пресловутом «Шахтинском деле» (инженеров-«вредителей»). В 1929 году он возглавил Секретно-политическое управление (СПУ) ОГПУ, заполучив рычаги управления всей оперативной работой. При этом он заполнил аппарат политической полиции различными представителями своего, «северокавказского» клана.

Любопытно заметить, что Евдокимов, принимавший участие в революционном движении еще в 1905 года, стал большевиком лишь после Октября 1917 года. До этого он примыкал к анархистам. И к ним же, до Октября, примыкал и Ягода, который попросту подделал свою биографию, приписав себе 10 лет партийного стажа. Вообще, многие видные функционеры ВЧК вышли из анархистов, а также из других небольшевистских движений. Так, известный авантюрист Яков Блюмкин был левым эсером, а Менжинский – меньшевиком, жестко критикующим большевиков и их вождя: «Ленин – политический иезуит, обращающийся с марксизмом по своему усмотрению и применяющий его к своим мимолетным целям…»

Согласно подсчетам историковН.В. Петрова и К.В. Скоркина («Кто руководил НКВД в 1934-1941») 34 % функционеров руководящего аппарата ОГПУ участвовали в деятельности антибольшевистских организаций.

Возникает в опрос - как же могла сложиться такая ситуация? Казалось бы, партийно-государственное руководство должно было уделять пристальное внимание борьбе за идейно-политическую чистоту внутри «вооруженного отряда партии». И вдруг такой аномальный процент «бывших». Очевидно, уже на ранних порах функционирования ЧК-ГПУ многие «небольшевики» поняли, что безопаснее всего (и выгоднее всего - в плане карьеры) им находиться в системе тайной полиции, которая, в силу своей специфики, может находиться и вне настоящего контроля со стороны коммунистической партии.

С приходом на чекистский «Олимп» Евдокимова позиции группы Ягоды были ослаблены. К участникам его группировки предъявляются обвинения «этического» характера (пьянство и т. д.). На самом же деле, мотивы здесь были сугубо политическими – до Сталина дошла информация о том, что Ягода связан с оппозиционной, «правоуклонистской» группой Н.И. Бухарина.

Таким образом, в конце 1920-х годов в ОГПУ сложилось даже не двое-, а троевластие. И к напряжению между Кремлем и Лубянкой добавилось еще и напряжение внутри Лубянки. А такое положение дел грозило «разорвать» органы и вызвать жутчайший кризис всей государственно-политической системы. (Кроме этих двух группировок, были еще и другие, менее влиятельные кланы – «туркестанский», «кавказский» и т. д.)

Сталин отлично осознавал эту опасность, и в 1931 году им была предпринята еще одна попытка поставить органы под контроль партии. Тогда Ягоду переместили на должность второго заместителя председателя ОГПУ, а первым заместителем сделали И.А. Акулова – старого большевика и видного функционера наркомата рабоче-крестьянской инспекции. (Этот контрольный орган был любимым детищем Сталина.) Одновременно с должности начальника СПУ был снят Евдокимов, которого перебросили в Среднюю Азию – бороться с басмачами.

2. Наполеон из ЧК и бароны с мест

Борьбу кланов удалось смягчить, но полноценный контроль так и не был установлен. Даже будучи всего лишь вторым заместителем Менжинского, Ягода крепко держал в своих руках нити управления ОГПУ. При этом он постоянно конфликтовал с Акуловым, который пытался навести в органах порядок. Вот, к примеру, описание одного из таких конфликтов, которое дал бывший чекист М. Шрейдер: «Характерной для различия позиций, занимаемых Ягодой и Акуловым, была оценка вскрытого мною летом 1932 года дела о массовом хищении спирта на Казанском пороховом заводе (я был тогда начальником экономического отдела ГПУ Татарии). По делу проходило 39 работников ГПУ Татарии. Акулов, поддерживаемый Менжинским, настаивал, чтобы всех участников хищений и взяточников, состоявших на службе в органах, судили по всей строгости на общих основаниях. Ягода же считал, что это будет позором для органов, а потому всех этих преступников надо тихо, без шума снять с работы и отправить служить куда-нибудь на периферию, в частности, в лагеря...» (Е.А. Прудникова «Творцы террора»)

Несмотря на все старания Сталина и его сторонников, Ягода сумел остаться хозяином Лубянки. А после смерти Менжинского он даже стал наркомом внутренних дел СССР (в состав этой структуры входили органы госбезопасности, милиция, пожарная охрана, пограничные войска, а также знаменитый ГУЛаг). Здесь Ягода еще раз, и весьма наглядно, продемонстрировал ведомственный сепаратизм. Так, в августе 1934 года он создает особые суды НКВД в лагерях, что вызвало шок в Кремле. А в 1935 году Ягода демонстративно отказался использовать труд заключенных ГУЛага на строительстве Московского северного городского канала (хотя на строительстве Беломоро-Балтийского канала он сделал грандиозный пиар). Дело дошло до того, что ЦК создал особую комиссию в составе Акулова, Л.М. Кагановича и В.В. Куйбышева, которая выявила серьезные нарушения в работе и органов. Но и после этого Ягода продолжал возглавлять НКВД.

При этом главный чекист играл в опасные политические игры.

Во время перестройки были опубликованы тайные дневники академика В.И. Вернадского, в которых упоминается «случайная неудача овладения властью людьми ГПУ – Ягоды».

(Заслуживаетособого внимания странная позиция руководства НКВД в отношении троцкистов - бывших и действующих, а также участников других антисталинских оппозиций. На протяжении многих лет ОГПУ-НКВД так и не смогло внедрить людей в окружении Л.Д. Троцкого, хотя после смещения Ягоды это удалось сделать почти сразу же. Непонятно также, как «органы» «проморгали» контакты троцкиста И.Н. Смирнова с Троцким, которые осуществлялись на протяжении многих лет через связных – Гольцмана и Гавена. Об этих контактах стало известно после публикации материалов т. н. «Гарвардского архива» Троцкого в 1980-е годы. Согласно данным этого архива, связь с Троцким – через Смирнова – осуществляли вожди давно уже разбитой «левой оппозиции» Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев. Складывается такое впечатление, что Ягода заигрывал с разного рода оппозиционерами - явными и скрытыми.)

Судя по всему, Ягода готовился осуществить государственный переворот, что, как можно предположить, и стало причиной его смещения с поста наркомвнудела в сентябре 1936 года. Новым хозяином Лубянки стал Н.И. Ежов – секретарь ЦК и председатель Комитета партийного контроля. Историки привычно считают его человеком Сталина, однако, есть факты, которые заставляют усомниться в этом. Интерес Сталина явно был в том, чтобы укрепить контроль над органами и насытить их партийно-государственными функционерами. Однако, «анализ первых назначений показывает, что на руководящую работу в НКВД с Ежовым в действительности пришло всего несколько человек (В.Е. Цесарский, М.И. Литвин, С.Б. Жуковский, И.И. Шапиро)… Важно отметить также, что все они не имели опыта чекистской работы и были назначены на неоперативные должности. В этом смысле Ежов был одинок». (Л.А. Наумов «Борьба в руководстве НКВД в 1936-1938 гг.»)

А вот руководящие позиции при Ежове заняли представители «северокавказского» клана, который был детищем Евдокимова. Последний в указанное время делал уже партийную карьеру – и довольно успешно Бывший чекист был первым секретарем обширного Азовско-Черноморского крайкома ВКП (б), входя в обойму влиятельнейших региональных баронов, среди которых особенно выделялись такие фигуры, как С.В. Косиор (первый секретарь ЦК Компартии Украины), Р.Э. Эйхе (Западно-Сибирский крайком), И.В. Варейкис (Дальневосточный крайком), М.М. Хатаевич (Средне-Волжский крайком) и др. Персеки крайкомов, обкомов и рескомов были главными носителями «феодальной анархии». Они упорно не желали поступаться своими местническими интересами, позиционируя себя как региональных вождей, равных Сталину. Их именами называли разные объекты, их бюсты и портреты распространялись в массовом порядке. Попытка Сталина укрепить партийно-государственный центр встретила их ожесточенное сопротивление. Регионалы даже попытались сместить Сталина с должности генсека на XVII съезде ВКП (б) в 1934 году. А в 1936 году вождь СССР и его сторонники выдвинули проект проведения выборов в Верховный совет СССР на альтернативной основе (в архиве сохранился даже опытный проект бюллетеня, в который внесены три кандидатуры, из которых нужно было выбрать лишь одну). Одновременно планировалось провести тайные перевыборы в партийные органы всех уровней (ранее эта процедура была тайной). Регионалы испугались вполне вероятного провала на выборах – и громко завопили о том, что везде окопались «враги». Им было нужно любой ценой сорвать свободные выборы, задействовав в качестве «альтернативы» - массовые репрессии. Об этом свидетельствуют выступление персеков на декабрьском (1936 год) и февральско-мартовском (1937 год) пленумах ЦК ВКП (б). Они были полны алармизма и разоблачительского пафоса, в то время как выступление сталинцев были намного более умеренными. Показательно, что с инициативой создания печально известных карательных троек (в составе персека, прокурора и главы местного НКВД) выступил не кто иной, как «регионал» Эйхе. В конце концов, «регионалы» сумели навязать террор, после чего Сталину оставалось только включиться в процесс – с тем, чтобы направить его в нужное русло (уничтожение чужих и спасение своих). (Подробнее см. Ю.Н. Жуков «Иной Сталин»)

Ежов, как человек регионала Евдокимова (изрядно старавшегося на ниве террора), был ставленником регионалов – он выполнял их заказ, направленный на срыв народно-демократических преобразований. По мнению Е.А. Прудниковой, Сталин обманывался насчет Ежова, считая его своим выдвиженцем – В то время, как сам Ежов был перехвачен «регионалами». («Творцы террора»). Думается, что Сталин был не так прост, чтобы не понимать – куда клонит Ежов. Неслучайно осенью 1936 года, во время обсуждения кандидатур на должность нового наркомвнудела, всерьез рассматривалась кандидатура Берии, который являлся представителем периферийного «кавказского» клана. Сталину был более выгоден именно такой представитель, не связанный с могущественными чекистскими группировками. В конце концов, Берия и возглавил НКВД.

Историк Б.А. Старков считает, что Сталин все-таки хотел поставить во главе НКВД партийца Г.А. Маленкова.

При этом он ссылается на данные архивов (материалы общего общего отдела и секретариата ЦК, речь М.И. Калинина на партактиве НКВД.

В стране началась кровавая вакханалия, в ходе которой разные группировки уничтожали друга и совсем непричастных людей с бешеной энергией. В конце концов, регионалы пали жертвой собственных же интриг, угодив во «враги народа».

3. Конец террора

Между тем, центральное руководство приступило к нормализации. В январе 1938 года состоялся пленум ЦК, на котором много говорилось о необоснованных арестах и исключениях из партии.

После январского пленума судьи стали в массовом порядке отправлять липовые дела на дополнительное расследование. В апреле Прокуратура СССР дала особые инструкции в областные и республиканские прокуратуры. Согласно им, для возбуждения всех дел по политическим обвинением необходимо было заручиться согласием союзной прокуратуры. И она постаралась дать как можно больше отказов. В мае-декабре ведомство А.Я, Вышинского получило 98 478 просьб о возбуждении политических дел, из которых было удовлетворено всего 237. Работники прокуратуры стали привлекать к судебной ответственности многочисленных доносчиков. В прессе против них развернулась настоящая кампания. Только в апреле-сентябре «Правда» опубликовала десять статей, разоблачающих безудержное доносительство.

«Регионалы» пали, но было еще одно серьезное препятствие, которое мешало свернуть «Большой террор». Этим препятствием был Ежов. За время террора этот деятель чрезвычайно укрепил свои позиции, чему способствовала концентрация в его руках двух важнейших постов – секретаря ЦК и председателя Комитета партийного контроля.

После падения «регионалов» Ежов почувствовал себя самостоятельной фигурой и, что называется, вошел во вкус командования грандиозным аппаратом тайной полиции. Очевидно, он хотел сделать тайную полицию некоей доминирующей ветвью власти, а репрессии превратить в механизм постоянной и планомерной организации жизни страны. Террор для него становился уже самоцелью. Он стал рассматривать его как некий производственный процесс, который должен постоянно наращиваться и повышаться в качестве.

В конце концов, Ежов решил замахнуться на членов сталинской команды. Существуют данные о том, что он готовил репрессивную акцию против Кагановича. По крайней мере, показания на него уже стали выбиваться. Так, директор Харьковского тракторного завода Бондаренко дал в НКВД показания на «контрреволюционера» Кагановича.

После ареста Ежова в его сейфе нашли досье, составленное на Сталина и лиц из его ближайшего окружения. А не так давно в Кремле, во время ремонтных работ обнаружилось, что ведомство Ежова регулярно «слушало» кабинет вождя.

НКВД стал предпринимать сепаратные акции, направленные против лиц, лояльных по отношению к Сталину и пользующихся его полным доверием. В 1937 году ростовские чекисты подготовили арест писателя М.А. Шолохова, который пользовался покровительством Сталина. Однако, некто Погорелов, заместитель начальника местного управления НКВД Когана, предупредил писателя о готовящейся акции. Шолохов и Погорелов тайно выбрались в столицу, где и добились встречи со Сталиным, на которой тот решительно взял великого писателя под свою защиту.

Эта воистину детективная история свидетельствует о том, что органы НКВД становились все более и более неуправляемыми. Нужно было срочно менять их руководство. Но Сталин не торопился и провел эту замену в два этапа. Сначала он сосватал Ежову Берия, сделав последнего заместителем наркома внутренних дел. Ежов же получил, в прибавку ко всем постам, новое назначение, став наркомом водного транспорта. Это произошло в августе 1938 года. И уже очень скоро Ежов, занимавшийся делами «водного» наркомата, оказался оттертым от реального управления НКВД. Теперь все официальные документы, спускаемые сверху, поступали уже на имя Берия. Наконец, в ноябре Ежов был снят с поста наркома НКВД. А 10 апреля 1939 года бывший «железный нарком» оказывается под стражей. Далее его ожидал расстрел – в 1940 году.

Осенью Верховный суд СССР получил беспрецедентное право принимать любое дело любого советского суда и рассматривать его в порядке надзора. Только до конца года ВС отменил и предотвратил исполнение около 40 тысяч смертных приговоров, вынесенных за «контрреволюцию».

Апогеем либерализации стало совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Принятое 17 ноября 1938 года, оно предписывало положить конец массовым арестам и высылкам. Согласно положению, прекращалась деятельность печально известных карательных троек. Кроме того, восстанавливался прокурорский надзор за следственным аппаратом НКВД.

Внутри самого НКВД тоже произошла определенная либерализация. В ноябре Берия подписал приказ «О недостатках в следственной работе органов НКВД». В нем предписывалось освободить из-под стражи всех незаконно арестованных. Приказ устанавливал строгий контроль за соблюдением уголовно-процессуальных норм. Теперь «органы» стали не только карать, но и миловать. За один только 1939 год они освободили 330 тысяч человек.

Американский историк права П. Соломон, относящийся к числу недоброжелателей Сталина, все-таки характеризует процесс нормализации достаточно высоко: «Одним из аспектов возрождения было повышение требования к стандартам доказательства и процедуры. В большем объеме, чем когда-либо до этого за весь период советской истории, прокуратура и наркомюст стали посвящать страницы своих журналов объяснениям значения законов, установлению стандартов судебно-прокурорской деятельности и пропаганде методов работы образцовых следователей и судей, которые представлялись как пример для подражания. Суды под руководством Верховного суда СССР стали требовать представления более веских доказательств… Похоже, что возрождение прежних стандартов в работе судей имело прямое воздействие на качество работы следователей. Процент дел, возвращенных в прокуратуры на доследование, упал с 15,4 % в мае 1938 г. до 7,6 % в мае 1939 г. Следователи все еще необоснованно возбуждали дела, но умудрялись останавливать многие из них еще до начала судебного разбирательства (по Москве за первую половину 1939 г. их количество составило 27,6 % об общего числа начатых расследований)». («Советская юстиция при Сталине»).

Однако, чекистов либерализация не коснулась – Берия приступил к еще одной чистке, в ходе которой уничтожались наиболее активные творцы «Большого террора».

Особое внимание уделяли «евдокимовскому» клану: «…Большинство «северокавказцев» безжалостно приговаривалось к расстрелу, - пишут М. Тумшис и А. Папчинский. - Для остальных осужденных чекистов – «ежовцев» была возможность за аналогичные преступления получить 8-15 лет исправительно-трудовых лагерей и, дожив там до начала Великой Отечественной войны, получить помилование и отправиться «искупить кровью» в составе НКВД-НКГБ в немецкий тыл. Иное дело «северокавказцы» - их рубили под корень…». («НКВД против ЧК»).

Против новых порядков попыталась выступить группа «старых чекистов» во главе с М.С. Кедровым, но их мнение уже никого не интересовало. В результате многочисленных чисток облик советской тайной полиции существенно изменился. «В органы пришли 30-35 летние, русские и украинцы (80%), - отмечает Л.А. Наумов, внимательно проанализировавший данные Н.В. Петрова и К.В. Скоркина. - Большинство из них вступило в партию после 1924 года. Две трети имели среднее и высшее образование. На 80% это дети рабочих и крестьян. В целом, как из выдвиженцев Ежова, так и из «молодых северокавказцев», несмотря на их аналогичные «анкетные данные», уцелели считанные единицы - 15%. Берия начинал с «чистого листа»… Как мы видим, в ходе большой чистки качественно изменился состав руководства НКВД. Существенно вырос удельный вес выходцев из рабоче-крестьянской среды, зато практически исчезли выходцы из торговой среды, служащих, дворян. Если попытаться говорить языком «классового подхода», то рабочие и крестьяне устранили «чуждые социальные элементы» от контроля за спецслужбами». («Борьба в руководстве НКВД 1936-1938 гг.»)

Обновление кадров, которое планировал Сталин, все-таки состоялось. Но по вине различных бюрократических кланов за него пришлось заплатить огромную цену.